сообщил де Бурмон.
– Да, знаю. Я слышал, их используют для разведки. А наши четыре эскадрона здесь.
Фредерик не разделял уверенности Филиппо.
– Я вижу только два, – заметил он, окинув взглядом берег. – Наш и еще один. А коль скоро один плюс один будет два, получается, что не хватает половины полка.
Филиппо недовольно поморщился.
– Меня порядком утомляет ваша немецкая расчетливость, Глюнтц, – сказал он раздраженно. – Вы еще молоды, вам не хватает чутья. Доверьтесь ветерану.
– Вполне разумно, – заявил де Бурмон, и Фредерик поспешил согласиться.
– Хотел бы я знать, на чьей стороне преимущество, – проговорил он, глядя вдаль, в ту сторону, где шло сражение.
– Этого пока никто не знает, – заверил его Филиппо. – Похоже, наши фланги держатся с трудом. Мы потеряли больше артиллерии, и Восьмому легкому давно пора бы приняться за дело. Да и нам пора.
– Мне это кажется отнюдь не лишним, – заметил де Бурмон.
Филиппо с беспечным видом постукивал кончиками пальцев по эфесу своей сабли.
– А мне и подавно. Уж они побегут, словно грешники от чертей, едва мы сунемся за гряду, помяните мои слова! Cazzo di Dio![3]
Фредерик вытащил из седельной сумки плащ и расстелил его на земле, под оливой. Он снял кольбак, достал флягу и галеты и уселся под деревом.
Остальные последовали его примеру.
– У кого-нибудь есть коньяк? – поинтересовался Филиппо. – Впрочем, от глоточка водки я бы тоже не отказался.
Де Бурмон молча протянул ему фляжку. У гусар было время запастись провизией перед выступлением, но поручик, как видно, давно опустошил собственные запасы. Сделав огромный глоток, он фыркнул от удовольствия:
– Живительная влага, друзья мои… И мертвых поднимет.
– Не тех, кого я видел сегодня, – пробормотал Фредерик и сам удивился своей мрачной шутке.
Товарищи поглядели на него с изумлением.
– Ты о деревне? – спросил де Бурмон.
Фредерик поморщился:
– Да, их было три или четыре. Испанцы в основном. С них сняли сапоги.
– Если речь об испанцах, ничего не имею против, – заявил Филиппо. – И вообще, зачем покойнику сапоги?
– Незачем, – мрачно проговорил де Бурмон.
– Вот именно: незачем. Они послужат живым.
– Я ни за что не стал бы обчищать труп, – проговорил Фредерик, яростно морща лоб.
– Отчего же? Мертвым все равно.
– Это бесчестно.
– Бесчестно? – оскалился Филиппо. – Это война, приятель. Само собой, таким вещам в военной школе не учат. Но вы быстро их усвоите, уж будьте спокойны… Вообразите, Глюнтц, вы бредете по полю боя, денек выдался жаркий, у вас с утра во рту маковой росинки не было, а в двух шагах валяется труп солдата с полной котомкой. Или врожденная щепетильность не позволит вам устроить маленький банкет?
– Я лучше умру с голода, – не колеблясь ни минуты, ответил Фредерик.
Филиппо сокрушенно покачал головой:
– Вам