флагом.
– Почему же, сэр? – спрашивали матросы.
– Боюсь, что флагу захочется выпить, а это может нарушить его душевное равновесие. Да и трепетать выпимши труднее.
– А по-моему, легче, сэр, – сказал вдруг матрос Петров-Лодкин.
– А вы что, выпимши много трепетали?
Флаг наш, то есть механик Семёнов, перестал в это время трепетать и внимательнейшим образом прислушивался к разговору.
– Наш новый флаг, как вы сами замечаете, неплохо трепещет и не похмеляясь, – сказал Суер. – Так что спирт может ему повредить. Кроме того, я настаиваю на соблюдении нравственной чистоты нашего флага. А то сегодня выпьет, завтра закурит, а дальше что?
– Да, да, вы правы, сэр, – воскликнули мы, – не будем нарушать его душевное и нравственное состояние. Флаг есть флаг, давайте спустимся скорее в кают-компанию, тем более что там имеются в вазах хрустящие сухарики.
И мы спустились в кают-компанию, выпили по чарке с сухариками, и тут раздался стук в дверь.
– Ей-богу! Это механик! – вскричали некоторые из нас.
– Стюард, отоприте! – велел капитан.
– Да ну его, сэр! Пускай трепещет.
– Впустите, впустите его…
Стюард отложил засов, и в кают-компанию, шевелясь, трепеща и вздрагивая, внезапно вошёл наш старый добрый флаг. К изумлению, он был в кирзовых сапогах и в телогрейке, очевидно почерпнутых в рундуке.
– Попрошу спирту, сэр, – сказал он. – Я столько дней трепетал вместо механика, так промёрз под ветрами, овевающими нашего «Лавра», что чарка полагается мне по праву.
– Впервые вижу, чтоб флаги пили спирт, – отчеканил Суер. – Но что поделаешь? Налейте ему.
Наш старый добрый флаг тяпнул рюмку-чарку, захрустнул сухариком и вернулся обратно в рундук.
Ну а механик Семёнов трепетал над нами ещё несколько дней, пока два дурашливых альбатроса не сшибли его с мачты.
Падение его было поучительным для многих.
Описав светосексуальную траекторию, раскидывая вихры, махры, хухры и штормовки, механик вороном пролетел над полубаком, свистнул в кулак и рухнул как раз в машинное отделение, где немедленно и приступил к исполнению своих прямых обязанностей.
Глава XLVII
Пожар любви
– В конце концов, капитан, это начинает утомлять, – говорил старпом, когда мы все собрались в кают-компании на послеполуденный спиричуэлс. – Наше плаванье носит бесцельный характер. Конечно, мы открыли много новых островов, но это чистая география с этнографическим оттенком. Мы не обогатились ни на копейку. А ведь вы обещали, что нас ожидает богатство.
– Видимо, дорогой сэр имел в виду нравственное богатство, – с прохладной ехидцей сказал Кацман, – богатство душевного уклада.
– Но я и нравственно ни хрена не обогатился! – воскликнул Пахомыч. – А взять экипаж! К примеру, Вампирова или Хренова! А Чугайло? Вот уж где нравственность ниже румпеля.
– Извините, старпом, – сказал капитан, – давайте разберёмся, чего бы вам всё-таки хотелось: богатства душевной жизни или чистогана?