на довольно усердное отмывание морд, ни Жипцову, ни Дыбову отмыть их до конца как-то не удалось. Земля грубо въелась в их кожу, в каждую поринку и морщинку. Мне было любопытно, отчего это так.
– Ну у тебя и кожа на роже, – сказал я Жипцову на таганских правах. – Дурьскипидаром её надо мыть или кашинской минеральной.
– Мыли, – сказал Дыбов. – Это профессиональное.
– Что же это у вас за профессия такая? – робко полюбопытствовал Кацман. – Не шахтёрская ли?
– Э-ке-ке! Ке-ке! – засмеялся Жипцов. – Слышь, Дыбов? Ты чего? Не шахтёр ли?
– Навроде шахтёра, – выпил Дыбов, всасывая другую молоку, ещё розовей и белей первой. – Я скорее навалоотбойщик.
– Э-ке! Э-ке! – икал своим дурацким смехом Жипцов. – У него только забоя нету – один отбой.
– Всё-таки нам немного непонятно, – сказал сэр Суер-Выер, – кто вы по профессии. Ясно, что вы смеётесь над нашим незнанием. Наверно, это секретная специальность?
– Да нет, что ты, – отвечал Жипцов, – никакого особого секрета нету. Специальность необычная, но прибыльная, хорошо платят, а вот этот домик на острове – вроде нашего дома отдыха, всё бесплатно, тут мы с Дыбовым и отдыхаем.
– И какая же у вас работа?
– Нелёгкая, керя, непростая… мертвецов допрашиваем… прямо в могилах.
– Вот так-с, – подвёл итог капитан. – Вот до чего нас доводит неуёмная жажда открывания новых островов.
– А также осушение рюмки, сэр, – добавил Пахомыч.
Глава LXXX
Рюмочка под беседу
Пожалуй, мы не так уж сильно были потрясены странным объявлением Жипцова и, возможно, даже предполагали, что такие профессии и должности существуют, но столкнуться с ними до поры до времени не ожидали и думать об этом не решались.
– И что ж, всех-всех допрашиваете? – спросил лоцман.
– Э-ке-ке! – засмеялся Жипцов, и беседа потекла плавно, осушение рюмки совершалось исправно, и я наливал уже то по пятьдесят, то по тридцать. По таганским законам пустые бутылки ставил на пол.
– Да нет, не всех, – рассказывал Жипцов, – а только кого Жилдобин прикажет. Жилдобин у нас начальник. Как прикажет – мы и ползём, я спрашиваю, а уж Дыбов старается.
– Как же это ползёте? – невольно удивился старпом. – Отсюда?
– А чего? Прямо отсюда и ползём. Через этот погреб.
– Так вода же кругом! Океан!
– Э-ке-ке! – засмеялся Жипцов. – Под окияном тоже мать-сыра-земля. Под окияном и приползём: хушь – в Мытищи, хучь – в Таганрог. Мы на это скорые. Конечно, далеко ползть бывает неохота, но – приходится. Мы-то больше по Расее ползаем, у нас там все свои всходы и выходы.
– Приползём, – вставил Дыбов, – и рачительно… спрашиваем, это кого Жилдобин укажет… А ему-то сверьху говорят.
– Кто же сверху-то?
– А это кто про нас на бумагу записывает, – пояснял Жипцов. – Кто-то – не знаю фамилие – записывает всё и про тебе, и про мене. Вот ты, скажем, скрал, или задавил кого – всё записано, или заложил кого – опять записано. Про нас всё пишется. После бумаги эти, как водится, обсуждают, протрясают, кому чего и как, и Жилдобину