деревянные мостки с деревянными перилами. «Как в Шотландии», – подумала Инна, хотя овраг с ручейком и мостиком мог быть в любой части света. Кроме Африки. А может, и в Африке.
– А она красивая? – спросила Инна.
– Она очень красивая, – с убеждением сказал Адам. – Она тебе понравится. Она не может не понравиться.
Он открыл калитку, сбросив с нее веревочную петлю, и вошел во двор. Большая тяжелая собака, улыбаясь всей пастью и размахивая хвостом, устремилась навстречу. Она подняла к Инне морду с выражением: «Ну, что будем делать? Я согласна на все», и Инна увидела, что ее правый глаз затянут плотным сплошным бельмом и напоминает крутое яйцо. Вокруг смеющейся пасти – седая щетина, а розовый живот болтается как тряпка…
– Она старая? – догадалась Инна.
– Ага, – беспечно сказал Адам. – Ей шестнадцать лет.
– А сколько живут собаки?
– Пятнадцать.
– Значит, ей сто десять лет? – спросила Инна. – Она у тебя долгожитель?
Адам тихо, счастливо улыбался, поскольку присутствовал при встрече самых родных и необходимых ему существ.
Из дома вышла старуха и высыпала в траву собачий ужин: остатки каши и размолоченный хлеб. Радда обнюхала и с недоумением поглядела на хозяина.
– Ешь, – приказал Адам. – Ты не дома.
Радда стала послушно есть, и такая покорность была почему-то неприятна Инне. Она поняла, что старая собака будет жрать все, абсолютно все, без исключения, если хозяин прикажет: ешь.
Радда покончила с ужином и угодливо обнюхала каждую травинку, проверяя, не осталось ли чего, и посмотрела на Адама, ожидая похвалы.
– Пошли погуляем, – предложил Адам.
Вышли на дорогу. Собака побежала впереди. Инна обратила внимание, что она не останавливается для малой нужды, как все собаки, а продолжает идти на чуть согнутых и чуть раскоряченных ногах, не прерывая своего занятия. Видимо, ей было жалко тратить на это время. Собака знакомилась со всем, что встречалось ей на дороге: обрывки газет, деревенские собаки, редкие прохожие. Подбегая к людям, она прежде всего обнюхивала конец живота, отчего люди конфузились, смущенно взглядывали на Адама и Инну, и у Инны было такое чувство, будто она участвует в чем-то малопристойном.
– Радда! Фу! – прикрикивал Адам низковатым скрипучим голосом. В раздражении его голос как бы терял соки и становился необаятельным. И можно было себе представить, каков он в раздражении.
– Пойдем на речку, – попросила Инна.
Адам открыл дверцы машины. Радда тут же привычным движением вскочила на переднее сиденье.
– А ну убирайся! – приказал Адам, но Радда и ухом не повела. Ей хотелось быть как можно ближе к хозяину, и она умела не слышать то, что ей не хотелось слышать.
– Ее надо вымыть, – заметила Инна тускло.
– Разве? – удивился Адам, отмечая тусклость ее голоса и теряясь.
– А ты не чувствуешь?
Дорога к реке и река были прежними, но Инна не могла пробиться к прежней радости. Ей что-то мешало, но что именно – она не могла определить.
Радде не мешало ничего. Выскочив