.

коготки царапнули шею.

      Понятно, кто тут хозяйничает. Ну, послушаем. Хотя, что они хорошего скажут? Так и оказалось.

      – Смотри, Марфа, бедняжку Серафиму к матери ведут. Наверно, вновь пыталась яйца украсть на барской кухне. Два дня подряд ей удавалось, а тут поймали. Неужели на всю корзину позарилась? – тихо запричитал женский голос, а другой ей ответил:

      – Та и так дышит на ладан. Ой, не выдержит её мать позорного столба.

      – Барыня, после смерти старого барина совсем распоясалась, – это старческий голос слышался очень чётко.

      – Наверно, чует, что недолго ей землю топтать. Вот и лютует. Слышала, что наш управляющий дохторишке платить не хочет. Так тот больше и не приедет, – я чуть повернула голову, у покосившегося домика в улыбках расплылись две скрюченные бабульки.

      Стоило мне отойти, как те продолжили обсуждение моей персоны.

      – Так она поэтому и побежала к варвару в лес. Хватается за последнюю соломинку.

      – Девчушки, что работают в доме, рассказали, что барыня того… умом тронулась. Еле выжила после того, как её кобыла потоптала, – поддержала сплетни вторая бабка.

      – А Дашка сказала, что дохтор пока вкусности откушивать изволили, обмолвился, что у ненормальной-то магия появилась, – хмыкнула первая.

      – Ты кому веришь? Болтушкам этим? Какая магия в таком возрасте? – и голоса постепенно стихли.

      Мы прошли мимо кузни, из которой вышел высокий, нет, огромный мужчина. Он держал в руках кувалду, которой поигрывал, словно это была тоненькая палочка.

      Ох, как мне не понравился его взгляд исподлобья. Сплюнув на пол и увидев, что я смотрю в его сторону, кузнец низко поклонился. Затем дал зазевавшемуся подмастерью, а может, сыну подзатыльник, заставив того мне поклониться.

      – Народ голодает, а барыня опять лютовать идёт. Кого на этот раз пороть вздумала?

      – Да, наверно, Фимку и будет. Мать-то её и удара не выдержит, – меня принялись обсуждать детские голоса.

      – Жалко её, совсем малышка, – в разговор вклинился третий мальчишка.

      Повертев головой и не найдя сорванцов взглядом, прибавила шаг.

      – Выключи звук. Скоро голова начнёт болеть от «сладких» речей подданных, – прошептала я.

      Стоило моему слуху прийти в норму, как моя персона подверглась наглой атаке. По подолу платья расплывалось оранжевое пятно, кто-то очень метко запустил в меня прокисшую тыкву.

      Прохор резко повернулся, а мой глаз искоса уловил, как из корзины вылетели два яйца. Я дёрнулась вперёд, но поймать удалось лишь одно из двух.

      – Прохор, держи себя в руках, – но тот, не слушая меня, вручил мне корзину и кинулся в густые заросли орешника.

      Вот так я и стояла посреди дороги с разинутым ртом, корзиной яиц и сползающими тыквенными ошмётками на моём платье.

      Я ошарашенно посмотрела по сторонам, но улица неожиданно опустела, и лишь тощая собака на полусогнутых подбиралась ко мне поближе. С такой, если что, точно справлюсь. Но страх оказался напрасным. Собаку заинтересовала не моя персона,