и умотала к вам.
– В Аргентину?
– Не знаю точно, последнее письмо было из Монтевидео.
– О, это совсем рядом…
– Так что, видишь… Такие, как ее папаша, благополучно выкрутились, а мелкую рыбешку в сорок пятом году расстреливали пачками – без суда и следствия…
– Совсем без суда?
– Ну как «совсем»… Формально суды были – полевые суды, по законам военного времени. Полчаса разбирательства – и к стенке. Иногда даже по анонимному доносу.
– Кларита, не нужно вспоминать о таких вещах.
– О них и не забудешь, Додо. Знаешь, детские впечатления остаются на всю жизнь. Ты счастливая – у тебя было хорошее детство, обыкновенное. С куклами, со сластями, с каруселями…
– Да, детство у меня было хорошее, – тихо отозвалась Беатрис.
Они опять замолчали. Начался дождь. По подоконнику снаружи мягко барабанили капли, в комнате запахло теплым летним ненастьем.
– Что у вас там сейчас делается? – спросила Клер.
– Где – у нас?
– В Аргентине. Я читала недавно, там была революция, какие-то беспорядки.
– Да, – кивнула Беатрис. – Было восстание. Как это называется… попытка переворота. Месяц назад. Некоторые мои знакомые там принимали участие…
– Ты бы, наверное, тоже принимала участие, если бы была сейчас там?
Беатрис улыбнулась и покачала головой:
– О нет. Зачем?
– Ты же говорила, у вас там какой-то диктатор. Он что, сукин сын?
– Да, и большой. Но мне до него нет никакого дела. До политики вообще, я хочу сказать.
Клер посмотрела на нее задумчиво, словно собираясь что-то возразить, но ничего не сказала. Беатрис, подперев кулачком подбородок, прищуренными глазами смотрела в окно, на дождь в неяркие пятна синевы между тучами. Что-то неуловимо надменное в линии профиля и длинные, не по моде, волосы в сочетании с мешковатой непромокаемой курткой придавали облику аргентинки некоторую театральность – так мог выглядеть паж на сцене.
– Черт, ты мне иногда напоминаешь орхидею, – сказала Клер.
Беатрис, не сразу оторвавшись взглядом от окна, рассеянно глянула на подругу:
– Напоминаю кого?
– Орхидею, понимаешь? Такой цветок. – Клер усмехнулась. – Ясно, почему тебе нет дела до политики. Впрочем, мне тоже плевать на нее в высочайшей степени. У тебя сейчас есть любовник, Додо?
Беатрис рассмеялась несколько принужденно.
– Кларита, это не очень здоровое любопытство!
– Помилуй, вполне естественное. Я почему спросила – вчера мы о тебе вспоминали в одной компании, там были Вермееры и Жюльен, и мадам Вермеер вдруг говорит – про тебя: «Воображаю, сколько у этой девочки любовников!» – а Жюльен сказал, что ты вообще обходишься без них. Вермеерша вытаращила глаза: «Как, разве и Додо лесбиянка?»
Беатрис покраснела и возмущенно фыркнула.
– Я так хохотала, чуть не лопнула, – продолжала, смеясь, Клер. – А потом вдруг подумала: