ноги по колено вязнут. Да… А потом ночами сердце все исщемит, все ворочаешься. Все слушаешь, не стучат ли дрожки… Якова Алейникова.
– Во-он как!
– А ты думал – как?
«Да, Полипов, Полипов…» Кружилин эти полгода все присматривался к нему. Вроде бы человек как человек. Ведет, правда, себя замкнуто, но обязанности новые выполняет если не хорошо, то добросовестно.
Кружилин жил в том же одноэтажном бревенчатом доме, что и до отъезда в Ойротию. Только сейчас дом был обнесен высоким глухим забором, выкрашенным в зеленый цвет.
– Зачем ты забором отгородился? – спросил Кружилин у жившего в этом доме Полипова в первый же день приезда. У крыльца стояла полуторка, дед Евсей, райкомовская сторожиха и сам Полипов бегали по перемерзшим ступенькам, носили из дома и бросали в кузов матрацы, стулья, связки книг.
– Это не я. Это Алейников приказал огородить, – бросая в кузов валики от дивана, сказал Полипов. – А зачем – его уж дело. Ему виднее.
Стоял морозный день, нетронутый, немятый снег больно искрился. Полипов был в одном свитере, в шапке, от него шел пар.
Грузился он торопливо, как-то демонстративно-показательно.
– Зря ты это, Петр Петрович, – сказал Кружилин.
– Чего зря?
– Переезд затеял. Мы с женой поселимся в доме, где жил бывший предрика. Или еще где. Сын у меня в армии служит, много ли места нам с женой надо?
Полипов вытер ладонью широкий вспотевший лоб, попробовал улыбнуться.
– Нет уж… Закон порядка требует. Я в этом деле педант, хотя это, может быть, и смешно…
Машина уехала, а дом стоял пустой, неприглядный, будто разграбленный. Кружилин закрыл ворота, вошел в дом, походил по пустым комнатам. На пыльных полах валялись бумажки, окурки. «Забор вокруг дома надо будет сломать», – подумал он.
– Устраиваешься? – услышал голос Алейникова.
Яков в добротном кожаном пальто с меховым воротником, но в потертых собачьих унтах стоял у дверей и улыбался.
– Слушай, зачем ты дом-то обгородил глухой стеной? – спросил Поликарп Матвеевич.
– Я? Это Полипов приказал обгородить. Ну, устраивайся, устраивайся. – Он оглядел зачем-то запоры на дверях. – Впрочем, ремонтик сперва надо бы сделать. Ты маленько еще потерпи в гостинице. – И он подошел к телефону, крутнул два раза ручку. – Катенька, райкомхоз мне… Ага, Малыгина. Малыгин?… Да, я… Слушай, квартиру секретаря райкома надо привести в порядок. Срок – два дня.
Тот, кого Алейников назвал Малыгиным, видимо, что-то говорил.
Яков слушал, покусывая нижнюю тонкую губу.
– Ты мне не заливай, я говорю – два дня, и точка. Все. – Он повесил трубку. – Черти, вечно у них отговорки. Ты извини, что я, так сказать, вмешался. А то они тебе за две недели не отремонтируют.
– Прикажи уж заодно этот чертов забор снести.
– Забор? Зимой-то?! – улыбнулся опять Алейников.
– Да, верно… Ладно, подождем до весны.
Алейников согнал улыбку.
– От какой ты… Поставили – пусть стоит. Не по собственной прихоти, должно