производил впечатление человека, стремившегося добиться успеха во всем, за что бы ни брался. Как будто он мечтал покорить весь мир. На ежегодном корпоративе в компании, где работала моя мама, начальник всегда приглашал фокусника, чтобы тот ходил по залу и развлекал детей. Но он так старательно исполнял свои номера и так часто ошибался, что в итоге все пытались очень увлеченно смотреть в свои тарелки, чтобы фокусник к ним не подходил. Вот и мистер Донахью производил похожее впечатление.
Миссис Донахью казалась более искренней – до того как уселась напротив своего мужа тем вечером. Или, может, она просто лучше маскировалась. Я вспомнила о схемах распределения работы по дому, которые она составляла, и о том, как сдержанно она разговаривала с детьми. Интересно, позволяет ли она себе хоть иногда расслабиться. Если бы у моей мамы было больше терпения, они бы даже могли подружиться.
Люси – резкая, озлобленная и в постоянном напряжении. Она меня пугала – такое чувство, что ее вообще ничем не пронять. Джейни говорила, что Люси будет притворяться, что хорошо ко мне относится, и иногда она действительно это делала. Но в остальное время было очевидно, что Люси на самом деле всех ненавидит и постоянно в одном шаге от того, чтобы объявить об этом во всеуслышание.
Я ускорила бег и призналась себе, что отношение Бена волнует меня больше, чем стоило бы. Прошлым вечером, отпуская шуточки, которые должны были заставить Люси и Джейни завопить от возмущения, он поглядывал на меня. Он не считал меня пустым местом.
Но у него явно был какой-то скелет в шкафу. Что-то, случившееся в Нортхэмптоне. Это словно на лбу написано. И его родители обращались с ним осторожно, словно он был хрупким цветком. Или гранатой, готовой вот-вот взорваться.
И, конечно, Джейни. Вся окутанная тайнами, самая настоящая русалочка. Она постоянно что-то набирала на телефоне, когда думала, что я не вижу, но никогда не рассказывала о друзьях на старом месте. Я знала ее, но словно бы не могла преодолеть завесу тайны. Так что я просто бежала. Бежала, несмотря на боль в боку и в груди, несмотря на резь в мышцах.
Пробегая через парк, я вдруг заметила Джейни на скамейке, словно призвала ее своими размышлениями. Пришлось сойти с дистанции и замедлить бег. Джейни сидела расслабленно, сегодня ее темные волосы были собраны в косу, а светлые прядки поблескивали на солнце.
– Можешь не останавливаться ради меня, – сказала она, когда я поравнялась с ней. – Я просто сижу.
– Мне все равно надо передохнуть, – тяжело дыша, сказала я. – Что ты тут делаешь?
Джейни огляделась:
– Отдыхаю в парке.
– Ну да, просто… – я успела поймать себя за язык раньше, чем произнесла что-то вроде «Но это мой парк».
Но Джейни все равно это поняла.
– Я не обязана везде ходить с тобой.
– Я люблю сюда приходить.
– Но это не твой личный парк.
– Ничего себе. – Я чуть было не спросила что-то в духе «Что на тебя нашло», но на самом деле и так это знала. Это была естественная реакция на мое проявление собственничества.
Джейни