скрыть от меня? – кивает на выступающий живот, ощеривается, нависает надо мной скалой.
– О чем Вы? – задаю встречный вопрос, оттягиваю время.
– Собирайся, – поправляет ворот рубашки небрежным движением рук, демонстрируя печатку на правой руке.
Увесистую. Способную оставить на моем лицо синяки. Задерживаю дыхание, легкие горят от нехватки кислорода, а я дрожу, словно лист на осеннем ветру. Не имею ни точки опоры, ни смелости поднять взгляд снова.
– Не думала же ты, что я поверю на слово твоей сестре? От кого ребенка нагуляла, шлюха? – выплевывает в мою сторону ядовитые слова, но упоминание о Вере жалит меня сильнее, чем его злые оскорбления.
Уязвленная очередным ее предательством, понуро опускаю голову ниже, часто моргаю, пытаясь прогнать слезы. Но затем гордо вскидываю подбородок и открываю рот.
– У меня муж, – прячу руки за спиной, ненавижу свой писк, – гражданский, он скоро придет.
Вру, надеюсь, подумает, что ребенок чужой, не его. Но он только презрительно кривится, словно я ему подсовываю что-то мерзкое, отвратительное.
– Пошли, – берет меня за локоть и тянет за собой, – сдашь анализы в проверенной мною клинике и можешь быть свободна. Если не врешь и ребенок не мой, вали на все четыре стороны. Если же нет…пеняй на себя!
Я вырываюсь, пытаюсь отцепить от себя его пальцы, но силы не равны. И в какой-то момент он запихивает меня насильно в лифт, жмет кнопки и прижимает вплотную к стенке.
– Пожалуйста, не надо, – прошу, практически умоляю, даже в глаза ему жалобно смотрю.
Но он скала, бесчувственный камень. Ни одна мышца на лице не дрогнет. Смотрит на меня жестко, без капли сострадания, вот только выражение лица нечитаемое.
– Рот закрой!
Не кричит, но голос властный, грозный, заставляющий меня сжиматься. Опускаю взгляд и смотрю на свои пушистые тапочки, домашние штаны. Даже переодеться не дал мне, изверг. Хотя чего ожидать от бандита? Правильно, малыш, ничего. Глажу живот, морщусь от толчков ребенка. Не вовремя ты шалишь, мой милый. Неужели папочку чувствуешь? Боже, дай мне сил противостоять ему. Не дай отобрать моего малыша. Все то время, что мы едем до клиники, в салоне автомобиля стоит глухая тишина. Машину ведет водитель, рядом с ним кто-то еще, а вот мы с Шамилем сидим сзади. Я забиваюсь в самый угол, не желая соприкасаться с ним. Его энергетика давит, подавляет мою смелость, храбрость, уверенность в себе. Я будто снова превращаюсь в ту девочку, неуверенную, слабую, уязвимую, которую он выгнал ночью из дома, даже не потрудившись узнать, а каково мне идти одной по трассе и в темноте. Он не достоин быть отцом! Но я молчу, стиснув зубы. Не время показывать зубы. Нужно быть умнее, Эльвира.
– Выходи, – коротко кидает мне приказы, я вынужденно подчиняюсь.
Место, куда он привозит меня, так и кричит о роскоши и респектабельности. Мне стыдно и неловко находиться в таком месте в неподобающем виде, но я упрямо смотрю прямо, не выказывая ни страха, ни стыда.
– Шамиль Саидович! – выскакивает из-за стойки девица и заискивающе,