неустойчива, я с трудом удерживаю равновесие.
– Эх, Юрий, подвел я старого князя, – вздыхает Савелий, резко обернувшись ко мне.
Он смотрит на что-то за моей спиной, я хочу обернуться, но боюсь свалиться с кочки. Очень четко вижу, как лицо Савелия бледнеет, а из груди его вырастает треугольный наконечник. В глазах Савелия тоска, он поворачивается к болоту, словно хочет еще разок посмотреть на обманщицу топь, покрытую маняще свежей травой. Тяжело, словно дуб, дядька рушится, расплескивая лицом вязкую жижу. Из спины его торчит черно-белое оперение арбалетного болта. Белая серединка краснеет, пропитываясь свежей кровью, темное пятно медленно расползается по старому кафтану. Я не отрываясь смотрю на секунду назад источавшее звериную силу тело, на могучего человека, разом превратившегося в беспомощную куклу, пока меня грубо опутывают толстой веревкой, плотно прижимая мне руки к бокам.
– Пшел, щеняка! – слышу я грубый приказ, сопровождаемый рывком веревки.
Наконец я отвожу взгляд от тела Савелия и вижу солдат в великокняжеских доспехах. Покорно иду обратно к замку.
Глава 3
Городская площадь Велижа залита слишком ярким для осени солнечным светом. Толпа теснится около помоста, освобождая благородным зрителям места поудобнее. В отличие от смердов, радующихся предстоящему зрелищу, благородные похожи на стаю кур, забившуюся под насест. Того и гляди, заквохчут тревожно. Смешно, но мне не до смеха. На помосте стою я, связанный. По бокам двое дружинников, охраняют ли, стерегут ли – не понять. На другом конце помоста, тоже под охраной дружины, стоит связанный отец. Между нами – старое деревянное княжеское кресло. С балкона Вежи на нас смотрит роскошно одетый старик с короной на голове. На лице старика презрительная скука, вокруг него рыцари в богато убранных доспехах. Впервые я вижу великого князя литовского и короля польского Казимира Четвертого.
Высокий монах со стеклышками на носу поднимается на помост, встает перед нами и вслух читает с норовящего свернуться в трубочку пергамента. Трескучие фразы, составленные из знакомых слов, понятны не сразу, их жуткий смысл я постигаю постепенно.
– …С божьей помощью… раскрыто участие князя Дмитрия из рода Друцких в заговоре казненных ранее Михаила Олельковича князя Слуцкого и Ивана Юрьевича Гольшанского. Оные князья… нарушив вассальную присягу… задумали убить Великого князя Литовского Казимира Ягайловича и захватить престол …
– Десять годков прошло с того, – слышу я ропот толпы, – или того больше!
Монах невозмутимо продолжает чтение:
– …Найдено письмо… собственноручно князь Дмитрий подписью… подтверждает причастность к кругу заговорщиков… неопровержимое доказательство…
Мой отец? Заговорщик? Какое еще письмо? Я изо всех сил пытаюсь вспомнить, писал ли отец хоть что-нибудь, но не могу. И прибора у него не видел никогда, все писарь с собой носил.
– …Князя Дмитрия Друцкого к смерти через отсечение головы… сынов Василия, Богдана, Андрея Друцких лишить