эмоций, а вот сутана заставила остановиться. Признав во мне патера, женщины поздоровались и низко склонили головы. Я, на мгновение замешкавшись, поздоровался с ними в ответ и осенил каждую священным символом, после чего милостиво улыбнулся и показал жестом, что те могут продолжать свой путь. Они торопливо подхватили тележку, которую толкали вдвоём, и покатили дальше, поминутно оглядываясь и что-то обсуждая в полголоса. Я проводил крестьянок взглядом.
– Что, с волками жить – по-волчьи выть? – лукаво прищурилась моя сестрёнка, приблизившись ко мне почти вплотную.
Я непонимающе посмотрел на неё, затем молча пожал плечами. Отвечать не хотелось.
Лебезение местных мне и самому было не по сердцу. И за три прошедших месяца я так и не смог привыкнуть к униженному положению женщин в Вестарии и к непонятному выпячиванию мужского старшинства. Мимолётной тоской в памяти пронеслись картины гордых и статных ноостариек, никогда и ни перед кем не гнувших спины и прекрасно осознающих силу своего женского начала, такого же равного и важного, как и мужского. Мой взгляд встретился с мягким покоем синих глаз Даи, и я невольно улыбнулся, вспоминая, что рядом не только вестарийки. Вторая мелочь мгновенно напомнила мне, что их тут даже две. Дая едва успела цапнуть ринувшуюся вперёд Злату за край платья, придерживая ту и быстро шепча на ухо. До меня донеслось лишь что-то про недопустимость на людях входить куда-то прежде патера. На мордашке малой промелькнуло раздражение, быстро сменившееся кроткой маской послушницы.
«А горящие глаза всё равно выдают бунт», – подумал я, но промолчал, переключив внимание на ворота, находившиеся всего в десятке шагов от нас.
Высокий арочный свод был обильно покрыт резьбой. В орнаменте, в основном, присутствовали изображения трёхлистного клевера, крыльев и лоз. А вот створки украшались особым вариантом символа фидеосианской веры. Сразу на обеих створках одновременно, прямо посередине, был изображён большой круг, в который вписывался не напрестольный крест, а трёхлистный его вариант. В нём круги верхней и боковых перекладин заменялись листьями клевера. Это был особый символ фидеосианских посвящённых монахинь. Никто, кроме них, не имел право носить его в качестве личного знака.
Ещё одним своеобразным украшением створок ворот, были массивные кольца из потемневшей бронзы и блестевшие от смазки металлические скобы, в которые задвигался засов. Я постучал костяшками пальцев по толстому дереву. Дуб, и старый. Толстым створкам лет двести, и провисят они тут ещё не меньше. Кивнув своим мыслям, я шагнул дальше.
Монастырский двор был огромен, вмещая в себя и огород с дополнительным садом, и скотный двор, и множество различных построек, некоторые из камня, а некоторые из дерева. Солнца здесь было вдоволь даже в эти предзакатные часы, и это немного оживляло общую мрачноватую картину.
На фоне остальных строений выделялся храм. Шестиугольной формы, из светло-серого, хорошо отшлифованного камня, на высоком цоколе, украшенный несколькими белыми арками, с огромными