и сэр Эдвард со своих мест не могли не увидеть проходивших мимо леди Денхем и мисс Бреретон. И тотчас в лице сэра Эдварда произошла перемена. Тревожно посмотрев им вслед, он тут же предложил сестре не просто уйти, но и пройтись до Террасы. Что положило конец фантазиям Шарлотты, излечило ее от получасовой лихорадки и привело в более подходящее настроение, чтобы, когда сэр Эдвард ушел, оценить, насколько любезен он был на самом деле. «Пожалуй, в его наружности и манерах есть много обаяния, да и титул ничуть ему не вредит».
Очень скоро она вновь оказалась в его обществе. Едва дом Паркеров очистился от утренних визитеров, они сами поспешили его покинуть. Терраса была приманкой для всех. Всякий способный ходить должен был начинать с Террасы, и там, на одной из двух зеленых скамей у вымощенной гравием дороги, они увидели объединенную компанию Денхемов. Правда, хотя и объединенную оптом, но четко разделенную: обе вышестоящие леди на одном конце скамьи, а сэр Эдвард и мисс Бреретон – на другом. Первый же взгляд Шарлотты сказал ей, что сэр Эдвард выглядит влюбленным. Никаких сомнений в его преклонении перед Кларой быть не могло. Как Клара принимала это преклонение, было не столь очевидно, но Шарлотте показалось, что не слишком одобрительно: хотя сидела она близко от него – чему, вероятно, не могла помешать, – лицо ее выглядело спокойным и серьезным.
Несомненным было, что барышня на другом конце скамьи, так сказать, искупает свои грехи. Отличие мисс Денхем, сидевшей в холодном величии в гостиной миссис Паркер, прерывавшей молчание лишь благодаря усилиям других, от мисс Денхем, у локтя леди Денхем, слушавшей и отвечавшей с улыбчивой угодливостью или заискивающей торопливостью, было разительным. И очень забавным – или же очень печальным, преобладай в его оценке сатира или мораль. Характер мисс Денхем был Шарлотте совершенно ясен. Оценка сэра Эдварда требовала более длительных наблюдений. Он удивил ее, когда при их приближении тотчас оставил Клару, согласился разделить их прогулку и сосредоточил свое внимание исключительно на ней самой.
Заняв позицию рядом с ней, он, казалось, старался отвести ее в сторону от остальных, насколько возможно, и разговаривал только с ней. С большим чувством и вкусом он заговорил о море и морском береге и энергично перебрал все обычные фразы, употребляемые для восхваления их величия и описания неописуемых чувств, которые они возбуждают в тонких душах. Устрашающее величие океана в бурю, зеркальность его поверхности в безветрие, его чайки, его сапфирность и неизмеримость его глубин, его мгновенная переменчивость, злокозненные обманы, его моряки, обольщаемые им при солнечном сиянии и захваченные внезапным ураганом – все это было живо и красноречиво затронуто. Возможно, несколько избито, но звучавшее преотлично из уст красивого сэра Эдварда. И она не могла не принять его за человека с глубокими чувствами, пока он не принялся оглушать ее цитатами и непонятностями некоторых фраз.
– Вы помните, – сказал он, – прекрасные строки Скотта о море? О, какую картину