долго! Сегодня утром мой отец сказал Бастьену, что он с часа на час ждет подкрепления из Монсегюра! А граф Монсегюр – самый сильный, ловкий и отважный воин в Лангедоке! Он разобьет проклятую Черную Розу, отрубит этой скотине голову и водрузит её над воротами Руссильона! – И синие глаза этого дерзкого юнца сверкнули холодной ненавистью.
– Аминь! – с надеждой ответили его приятели.
И тут мальчик в шапочке оглянулся – и увидел оруженосцев герцога – спящего Жерара и Жан-Жака, который все ещё сидел верхом и, поняв, что его заметили, опять принялся играть со своим кинжалом.
– Откуда, черт возьми, взялись эти двое? Ведь замок осажден, – сказал Дом, – и что это ещё за разряженный попугай?
И вся троица с удивлением уставилась на Жан-Жака, делавшего вид, что не обращает на них никакого внимания. Если бы он понял, что сказал про него и про его господина мальчик в шапочке, то вряд ли стерпел бы такое оскорбление, – но подростки говорили на окситанском языке, неизвестном ему – жителю центральной Франции.
– Когда мы ловили голубей, – сказал смуглый Филипп, – я слышал звуки трубы. Наверное, в замок явилось посольство…
А Дом, между тем, увидел коня Черной Розы.
– Кровь Господня! – воскликнул он в восхищении. – Что за красавец!
– Да, таких коней и на графской конюшне не сыщешь, – согласился Пьер.
– Такой жеребец самому королю впору! – выразил свои чувства и Филипп, которому само его имя должно уже было внушать любовь к лошадям.
Дом между тем продолжал с видом знатока рассматривать коня.
– Надо выяснить, кто же на нем приехал, – наконец, решил он, – спрошу у этого разряженного пугала.
И, подмигнув приятелям, он подошел к лошади, на которой сидел Жан-Жак, и обратился к пажу с весьма вежливой речью, перейдя на прекрасный французский язык:
– Приветствую вас в Руссильонском замке, добрый господин! Не будете ли вы так любезны сказать, кому принадлежит этот великолепный жеребец?
Жан-Жак с презрительным удивлением воззрился на дерзкого мальчишку-деревенщину, который умел, однако, так изысканно выражаться. У юнца было загорелое веснушчатое лицо, на котором ярко сияли большие синие глаза в обрамлении длиннющих ресниц; из-под его шапки выбивались спутанные рыжие кудри.
Нос и подбородок Дома были испачканы засохшей грязью; рукава рубашки закатаны, и на правой руке от запястья до локтя тянулся свежий, только начавший заживать порез.
Держался этот мальчишка непринужденно, а за его видимой почтительностью оруженосцу герцога почудилась скрытая насмешка.
Но восхищение жеребцом Черной Розы было, несомненно, искренним; и Жан-Жак сказал, не отвечая, впрочем, на приветствие:
– Это конь моего господина, монсеньора герцога Черная Роза. Его зовут Сарацин.
Паж никак не ожидал, что слова его вызовут такой эффект: рот юнца вдруг исказился, лицо побледнело так, что даже веснушки на нем