хан, не лучше ли приготовить халаты для подарков? – как некстати появились нотки неуверенности в его голосе!
Надо приободрить, чтобы ему лучше работалось.
– Хасан-ходжа, ты сам говорил, что в ханской казне ветер свищет, пусть радуются платкам. Но сопровождать подарок нужно такими льстивыми словами, чтобы беку этот платок золототканым чапаном показался. – Лесть это самое действенное оружие во все времена, до тех пор, пока она не касается меня и не вредит моим делам. Думаю, что лесть привлекательна для большинства людей, но надо размазывать её достаточно тонким слоем и не утомить окружающих.
– Вы сама мудрость, о великий хан! – опять накиб закусил удила… Ладно, главное, что он всё понял. Я встал и проводил накиба до двери. Для него это было лучше чапана, шитого золотом и украшенного драгоценными каменьями. Как мало надо некоторым людям для их полного удовлетворения!
Джани-Мухаммад-бий диванбеги и Науруз-бий мирзабаши стояли возле двери. Эшиг-ага-баши пригласил их войти. Джани-Мухаммад-бий диванбеги был невысокого роста, средней упитанности, глаза имел такие выпуклые, и мне зачастую казалось, что они готовы выпрыгнуть на свиток, отпечатавшись жирными кляксами в тексте. Видимо, среди его предков были арабы. Одевался он на редкость ярко и довольно безвкусно. Диванбеги использовал кучу золотых украшений и казался ходячей ювелирной лавкой. Его халаты всегда были вызывающих расцветок – оранжевых, сиреневых, красных, синих и таких, кои в природе не встречаются. Эти халаты были сплошь вышиты золотыми и серебряными нитями. Сегодня он явился в фиолетовом халате, щедро расшитым золотыми узорами бухарскими вышивальщиками.
Мирзабаши Науруз-бий был на порядок скромнее в одежде и украшении своей особы. Это был сухощавый, высокий мужчина, с безумно суетливыми руками. Я уверен, что они так же сновали по курпачам, когда мирзабаши спал. У него была огромная семья: от четырёх жён он имел многочисленное, весьма крикливое потомство, но никогда ничего у меня не просил. Это радовало, и я часто награждал его, не дожидаясь молящих взглядов или слёзных просьб. Поклоны чиновников, несмотря на занятые свитками руки, были вполне хороши.
Я обращаюсь к бекам по-разному. Когда на «вы», чаще на «ты». Это ничего не значит ни для меня, ни для них. Казнить я могу любого провинившегося, независимо от обращения.
– Уважаемый Джани-Мухаммад-бий! Вы управляете финансами нашей страны. Что вы можете сказать о положении наших дел на сегодняшний день: сколько у нас в казне денег, сколько в ханских складах зерна, сколько отар и табунов – доложите мне. Я жду от вас ответа полного и честного, без прикрас и славословий. – У Джани-Мухаммад-бия был грешок: довольно часто желаемое он выдавал за действительное, приукрашивал то, что приукрашивать нельзя. Поэтому я никогда не беседовал с ним наедине, обязательно в присутствии мирзабаши. Тот никогда ничего не забывал.
Память у Науруз-бия была такая, что он, наверное, помнил и первые мгновения после своего рождения, цвет подушки под головой