муфтии и муллы туда же – конечно, если все начнут читать и пи сать, как же они будут народу голову дурить?
Вот и делаем всё по старинке, как при прадедах. Придёт время, опомнятся люди, да поздно будет. Наша вековая отсталость станет причиной того, что завоюет нас какое-нибудь сильное, большое и более развитое по сравнению с нами государство, и будем мы в рабах ходить… Сетовать, рвать на себе волосы, пенять на обстоятельства и на плохое управление. Но не хотят они думать о том, что станет со страной после их смерти. Они думают только о том, что с ними самими станется. О детях иногда думают, но недолго и не слишком часто.
Китобдар Джалил любил книги больше детей и жены, и я подозреваю, сильнее, чем меня. Он часами мог рассказывать, где и когда приобрёл ту или иную книгу. Сколько времени выторговывал каждый медный фельс, запрошенный за книгу, сколько времени переписывалась редкая книга, сколько золота и дорогой киновари ушло на изготовление чернил, сколько художников рисовали миниатюры. Мне всегда нравились люди, которые болеют за своё дело, поэтому Джалила я любил. А ещё я очень любил и люблю книги. Единственного человека из своего окружения я называю уважительно – Джалил-ака. Не потому, что он седобородый и старше меня, а потому, что этот человек во всём поддерживает меня и мечтает о печатном станке больше, чем я. Мечтает так, как мечтает молодой джигит о любимой невесте – страстно и неустанно, денно и нощно, со всем пылом юности.
Что я могу ему сообщить? Да пока ничего. Книги наши надо печатать арабским шрифтом. Это отдельная история, и никто в подлунном мире делать этого не хочет. Слишком много разорения видели от мусульман закатные страны, и для них наше дальнейшее возвышение – кость в горле и кинжал в сердце. Переговоры об изготовлении шрифта зашли в тупик. Мы пробовали сами сделать такой станок, но ничего не получилось – буквы, сделанные из меди, размазывали краску на бумаге и производили мутный, размытый оттиск. Это привело в неописуемый восторг шейх-уль-ислама Тадж ад-Дина, твердившего, что Аллах не потерпит кощунства и не допустит печатной книги:
– Все, у кого есть глаза, видят, что эти гнусные опыты не годятся для изысканных арабских букв! Все, у кого есть вера в Аллаха, всемилостивого и милосердного убедились, что нам не нужны те вещи, которыми пользуются гяуры.
Счастью его не было предела: он ещё долго ходил по Бухаре и рассказывал всем, что опыты с печатной книгой с благословения Аллаха провалились. Что самое ужасное – люди ему верили. И если раньше все окружающие книголюбы поддерживали меня делами, то теперь если и поддерживают, то только словами, которые ничего не стоят.
Несколько лет назад мне удалось с помощью золота и обещаний всяческих земных благ, которые они получат, уговорить двух османских купцов вызнать секреты печатного мастерства, но купцы не вернулись. Я думаю, что их тела давно склевали вороны. Возможно, они втихомолку смеются над незадачливым и до глупости щедрым ханом всех узбеков. При входе в библиотеку я поклонился