успела отснять половину концерта, а впереди десять дней фестиваля – журналу хватит материала.
– Привет… Ли.
– Эва! – Я узнаю ее голос до того, как оборачиваюсь, но старательно демонстрирую дружелюбное удивление, пытаясь понять ее намерения и прикинуть, знает ли она о нас с Зейном.
– Как дела? Работаешь на фестивале? – Располагающая, открытая улыбка. Почти искренняя. Украшенное пайетками короткое бирюзовое платье на тонких лямках, серебристый клатч, уложенные эффектными волнами светлые волосы. Идеальная женщина. Мечта любого мужчины.
– Да. А ты здесь какими судьбами? – Отвечаю такой же фальшивой улыбкой, гадая, зачем Эва подошла ко мне.
Хорошая новость в том, что она, похоже, не собирается вцепиться мне в волосы и закатить скандал. Плохая – в том, что не планирует ограничиться дежурным приветствием.
– Люблю хорошие фильмы, плюс на кинофестивале можно завести полезные связи. – Ей приходится подойти совсем близко, чтобы не перекрикивать музыку. – Я, кстати, вернулась в Осло. Устала от Неаполя, он меня разочаровал.
«Неаполь или Зейн, который улетел из Италии вскоре после нашего знакомства, чтобы помочь разобраться с Асафом?» – думаю я, но не озвучиваю свой вопрос вслух.
– Здорово, – выдавливаю, ясно давая понять, что не заинтересована в беседе. Кто угодно уже догадался бы об этом. Кто угодно, но не Эва.
– Не думала, что мы встретимся снова. – Она испытующе смотрит на меня, словно боец, оценивающий противника. Но Зейна больше нет. Нам не за кого воевать. Хотя откуда ей знать об этом?
– Я тоже, – говорю, недоумевая, чего она ждет от нашей беседы.
После обмена любезностями малознакомые люди обычно желают друг другу хорошего вечера и прощаются. В нашем случае пауза затягивается. Почему Эва не уходит? Мне странно находиться рядом с ней на расстоянии шепота, в нескольких сантиметрах.
Она привлекательна, но ее красота отличается от красоты Бьянки. Если в каждом слове, в каждом жесте итальянки – закатный свет, вересковый мед, то в кристально-серых глазах Эвы – ледники, замерзшие океаны.
Но Зейн был с ней, ему нравился этот холод. Как когда-то понравился мой…
Сжимаю зубы, невольно представляя, как он клал руки на ее талию, притягивал к себе, целовал, наматывал на кулак идеально уложенные локоны, задирал платье, сжимал бедра, которыми она обхватывала его поясницу…
Я бы додумала и остальное, но, к счастью, меня отвлекает обратившийся к залу Ян:
– Песня, которую я сыграю последней, родилась благодаря одному прекрасному человеку и талантливому фотографу. – Ян поворачивается ко мне. – Спасибо за вдохновение!
От въевшейся в мозг мелодии передергивает. Она взывает к моей тьме, к затаившимся в ней страхам. «Девочка с удивительными глазами». Мое подсознание извратило все прекрасное, чистое, что было в этой песне. Омерзительно. Есть ли шанс, что когда-нибудь я расскажу Яну правду, и он не сочтет меня сумасшедшей? Или мое бремя – до конца жизни делать вид,