Краски на картине смазывает хлынувший из нарисованных туч ливень.
Ты сильнее земной женщины и свободнее джинири. Твоя душа пробудится. Обещай мне, что не предашь свое сердце, будешь беречь рожденное в нем пламя.
А что, если слова отца были не просто красивой метафорой? До сегодняшнего дня я была уверена, что он всего лишь прощался со мной, но факты говорят за себя: в минуту, когда он произнес это и мы замерли в объятии, я почувствовала разгорающийся внутри огонь, узнала, каково это – когда от жара закипает кровь в венах. Либо отец передал мне свою силу, либо раскрыл то, о чем я не догадывалась, но с чем жила с самого рождения.
Я опять остаюсь один на один с вопросами, ответы на которые невозможно найти в «Википедии». Мои кошмары научили меня не сдаваться, показали, что из стен любой тюрьмы можно выбраться, а с любыми проблемами справиться, но я продолжаю тыкаться по углам, подобно слепому котенку. Какой толк от магии, если даже с ней я беспомощна, когда речь заходит о Зейне…
Отворачиваюсь от полотна, пейзаж на котором успел превратиться в сиренево-серую абстракцию, и подхожу к двери, открывающей дорогу в сны. Упираюсь лбом в деревянную поверхность. В очередной, сотый по счету раз, сжимаю ручку. Зейн. Единственный мужчина, в руках которого я жила, горела, с кем хотела спать и просыпаться… В каких мирах ты видишь сны? Почему тебя нет рядом? Поворачиваю ручку, смутно надеясь на чудо. Закрыто. Когда я смирюсь с тем, что лимит на чудеса исчерпал себя в обрушившемся гроте?
Устало прислоняюсь к двери. Шум моря за окном успокаивает, расслабляет, укутывает, смыкает веки, тянет сознание в дрему. Я почти поддаюсь ему, отключаясь от какофонии сумбурных мыслей, забываясь в отраженном от стен морской раковины прибое, но в последний момент с другой стороны раздаются далекие отголоски ребаба7. Незнакомая арабская мелодия еле слышна, как если бы музыкант коснулся струн тысячу лет назад, и его песня обратилась в эхо, которое, спустя столетия, донеслось до меня сквозь сны. Однако она определенно не является плодом моего воображения. Резко вскакиваю и, прильнув к двери, прислушиваюсь так внимательно, будто от этого зависит моя жизнь, но музыка тут же стихает.
Ни звука.
Ни ноты.
А может, ничего и не было? Нет, я не могла обмануться. Остервенело дергаю ручку двери.
– Зейн! Зейн! Это ты? Ты там?!
Неожиданно музыка возникает снова – но не ребаб, а вкрадчивый баритон старика Джаггера, поющего о тьме и о девушках в летних платьях. Будильник.
Отчаянно сопротивляюсь пробуждению, ругая себя за то, сколько алкоголя выпила ночью, и за то, что пожертвовала часами сна в угоду спонтанной идее провести ночь в Венеции. Если бы легла в постель, ограничившись короткой прогулкой по острову, избежала бы неприятностей и получила шанс провести в точке входа больше времени. Хотя в этом случае я бы не обнаружила у себя сверхъестественные способности…
Песня становится громче, и я с досадой принимаю неизбежное, открывая глаза в номере отеля. Голова нещадно трещит.