чужая!, – кричала тетя Софочка.
– Дурак же, ой дурак!, – грустила Марина.
– Мама! Мама, я поднялАся!, – кричала Мэри в прихожей.
Как только Мэри появилась в квартире, вскружился пыльный смерч и унес несколько жизней. Портреты на стенах напряглись и истекли масляными слезами. Что-то колыхало томики Бродского, подаренные по тем или иным милым событиям, то в одну, то в другую сторону.
Мэри гордо прошагала на кухню, неся под мышкой тостер. Она достала из красной в горошек сумки банку апельсинового джема, сверху поставила арахисовое масло, сверху банку с маршмеллоу, мед и модные печенья с белым крэмом, прикрытые черными, как ночь на Василеостровской, кругляшами.
– Что это такое?, – схватилась за сердце тетя Софочка, – Князю Владимиру? ТОСТЫ?!
– Мама, это новый век.
– ЧУЖАЯ!, – кричала тетя Софочка, – На порог же не пустит!
С потолка полил дождь.
– Я заделаю!, – летчик вылетел из квартиры и полез на крышу, попутно срывая с себя галстук. Он запихнул галстук в рот, задыхаясь, пока полз и полз, бесконечно полз наверх, а ступени лестницы осыпались под ним, как плитка шоколада – кубиками и квадратиками.
– ПТИЦА!, – кричал летчик в небеса, – Чертова птица, почему ты бросила меня?! Грязное ты животное, нет, так только люди поступают! Они обещают и кидают других людей. Как ты могла?!
Безмозглое сизое небо уныло вздохнуло – птицы в нём не было давно. Торчал из крыш Исаакиевский собор. Дин-дон, колокольный звон.
Ответа все не было, как не было ничего вокруг, кроме крыш и липкого дождя. Пустота. Ослепленный болью и ужасом грядущего, летчик спустился вниз, а там уже все сидели и мерцали голодными глазюками. Князь Владимир восседал на троне, владея квартирой и сердцами наследников со всех возможных линий метро, ведь собственных детей у князя не было. Может, были внуки, ведь у каждого потомственного князя должны быть внуки, но пока о них ничего не было слышно. И летчик с Мэри сегодня должны были стать внуками за чашкой крепкого индийского чая.
– Пляши!, – ворвался и рыкнул летчик на Мэри и хлопнулся об стул рядом. Дальше все полетело, как в трубу – танцы, разговоры, вопросы.
– А как вы познакомились?, – булькала родственница в углу. Летчик всматривался в её черты лица, но не находил сходства ни с собой, ни с невестой.
– Наша?, – вопросительно кивнул хмельной летчик в сторону родственницы.
– Твоя или моя, – пожала плечами Мэри.
– Точно? А то вдруг с парадной зашла. Женщина-а-а. Вы кто вообще?, – летчик попытался встать, но снова упал на стул.
– Хам!, – взвизгнула тетка и ушла, забирая с собой яблоки.
– Свободная касса!, – кричал летчик, подгоняя вопросы. А вопросы сыпались и сыпались. Как, где, когда, заново.
– Если мальчик будет, то как назовете?, – мурлыкала двоюродная тетка, – Лучше имена модные, например, Борис или Авраам, а еще лучше – Арсений. Очень универсальное имя, будет хорошая карьера у ребенка!
– Ты, Мэри, уже старовата для родов, но все равно не переживай, поможем мы тебе. Приезжай к нам в деревню, там творог