пустовал, и Дитр, не привыкший сопротивляться любопытству, впервые склонился над странным прибором.
Склонился – и ничего не увидел. В душескоп надо уметь смотреть. Надо уметь искать суть. Дитр Парцес умел искать правду, он умел спрашивать. Он спросил и открыл глаз, нависший над окуляром.
Он держал внутри себя гнилую тень маньяка, он перемещался во времени и знал, что удивить его почти невозможно. Но когда он увидел чужую душу, у него перехватило дыхание – и где-то далеко у границы его рассудка удивилась тень.
Он был далеко, но никогда не был так близко. Это было вокруг, это было нигде. Его взор нависал над затуманенным лабиринтом, по которому двигались три человеческие фигурки, о чем-то перекрикиваясь. Кривые стены щетинились бойницами, на каждом углу стояло по столбу с рупором, рупоры наполняли нутро Вонцеса шепотами. У рупоров были железные рты, они бормотали слова безумия. Редкие фонари прямыми и яркими лучами прорезали ожившую серость, которая двигалась сама по себе.
– …и если не трогать, они не тронут тебя! – кричал коллегам Ребус. – Глядите! – Он вскочил на выступ в призрачной стене и схватился за фонарь, напоминающий гигантский глаз. Фонарь повернулся к нему и угрожающе заскрипел, из его основания полезли какие-то иглы, протыкая ладони доктора.
– Шеф, силы теряешь! – предупредил Клес, но Ребус, проигнорировав его, принялся молотить кулаком по стеклу фонаря. Стекло дало трещину, и вместо газа оттуда потёк болезненный чёрный дым. Ребус отпустил потухший фонарь и прыгнул на землю, вытирая окровавленные руки о кафтан.
– Сейчас, гляди, сейчас, – просвистел он, и тут же в его направлении ринулась живая мглистая серость, обратившаяся тысячей летучих червей. Ребус раскинул руки, криво ухмыляясь. Он подставил грудь, дёргаясь всякий раз, когда в него вонзалась очередная тварь, – вонзалась, чтобы уже не выкарабкаться обратно. Тысячи тварей застряли в его груди, они беспомощно молотили сотканными из тумана тушами, истязая принявшего их на себя человека. Ребус грохнулся на колени и скорчился от боли, и Дитр – а вместе с ним и тень – вздрогнули. Что-то крикнул Ерл, но Ребус сделал предостерегающий жест рукой и согнулся ещё больше, сворачиваясь над землёй, словно снова решил стать рептилией.
«Бездоказательно, но смертно», – отчётливо прошептал рупор, а Ребус едва заметно дрожал на земле.
«Поделишь тьму, иначе придут», – шуршал другой. Ерл и Клес переглянулись. Ерл покачал головой, Клес молча сложил руки на груди, гадая, жив ли шеф – он обратился тёмной грудой и будто бы больше не дышал.
«Заспинные острия. Видно всё».
– За спиной ничего нет, – прохрипел Ребус, поднимая голову. Клес и Ерл бросились к нему на помощь. – Господин Вонцес, за спиной ничего нет, никто не видит.
Они подняли его, а под ним растекалась лужа крови. Туманные твари куда-то делись, зато живот шеф-душевника превратился в кровавое пятно.
– Ещё будут – хватайте руками, – сказал он подчинённым, и те кивнули.
Они