даже то, что он бросился ко мне, а я по инерции обхватила его руками за шею, не уберегло от падения. В голове взорвалась тысяча лордов-охотников и мир потонул во мраке.
***
– Вот убил бы, просто взял и убил. Всем бы легче стало, – ворчал кто-то совсем рядом.
– Взял бы и убил, из жалости, – продолжал вещать ворчливый голос. – И даже поняли бы все, не осудили, рогом им в дыхло.
– За что? – прошептала плохо слушающимися губами.
– А за всё доброе, – пояснили мне. – И за хорошее тоже, – добавили зачем-то.
Послышался отдавшийся резкой болью в голове грохот нервно, со всей силы закрывшейся двери, и всё стихло.
– Жестоооооко, – протянула, смутно понимая, что рассуждения невидимого собеседника в корне не верны. За доброе не убивают, и за хорошее тоже.
– Так и я о том же, жестоко они с тобой это, того самого, – невразумительно ответил уже совсем другой, скрипучий и слегка визгливый голос.
Глаза открывать совершенно не хотелось, но и оставаться в неведении сил не было. Открыла, и задохнулась от эмоций, потому что над головой был чёрный, как сажа, потолок. А у нас таких потолков не бывает. Неподъёмной скалой навалились воспоминания, страх, разочарование. Я не успела, не сделала того, чего требовал от меня долг. Но где-то в глубине души расправляла крылья несмелая, не имеющая право на существование надежда.
У нас принято верить в судьбу, значит, судьбе было угодно оставить меня не только живой куклой во враждебных руках, но ещё и подарить надежду на спасение. Да будет так.
Перевела взгляд на того, кто поддержал меня в сетовании на жестокость и… завизжала.
Это был чёртик! Самый настоящий, лохматый копытный и рогатый чёртик. И этот копытный смотрел на меня красными угольками маленьких глазок, забавно морща своё тупое, поросячье рыльце.
– Мама, – прохрипела, забившись в угол кровати и прикрывшись подушкой.
– Ты чего? Это, того самого, какая я тебе мама? Я мужчина! – обиженно завизжал чертёнок, выпятив впалую, покрытую бурой шерстью грудь и для создания большего эффекта ударив в неё верхним копытцем.
Взгляд сам собой метнулся туда, где обычно находятся… эм… мужские регалии, но там тоже было лохмато, как и по всей поверхности «мужчины», за исключением пятачка.
– Срамота! – стыдливо прикрываясь взвизгнул чёртик.
– Простите, я не специально, – пролепетала, краснея от стыда.
– Да ладно, я не обидчивый, – подобрел чёртик. – Я Тяпокор. Можешь звать Тяпом.
– Очень приятно… Тяп. Я Эльтианита, можно Нита, – проявила вежливость, сопоставляя видение лохматого нечто с саднящей шишкой на затылке.
И вот если это чудо результат удара головой о бортик ванны, то шишку-то я быстро вылечу, а с повреждениями мозга придётся долго провозиться.
– Чего уставилась? – поинтересовался Тяп, почесал копытцем свою мужскую грудь и процокал к кровати.
Ростиком чертёнок не отличался и, чтобы забраться на кровать,