Это походило на тюрьму для ботаников. Конечно, нигде не упоминалось, что можно будет и отдыхать.
Савви замирает, не понимая моей реакции. На мгновение она перестает быть Саванной Талли – восходящей звездой инстаграма с бойким характером, а становится Савви – такой же наивной и напуганной девочкой, как и я.
– Это нелепо? – спрашивает она.
Мне приходит в голову, что она заинтересована в том, чтобы докопаться до сути, гораздо больше, чем я. Если я сейчас уйду, в моей жизни ничего не изменится. Я могу притвориться, что никогда ее не встречала. Продолжать жить в тщательно скрываемой лжи, ведь у моих родителей наверняка были веские причины оберегать свою тайну все эти годы.
Но даже если бы я могла притвориться, что все нормально, есть что-то еще, от чего не могу избавиться. Достаточно одного взгляда на фотографию, на которой мои родители излучают радостное сияние, стоя рядом с мамой Савви, чтобы понять: они были кем-то большим друг другу, чем просто друзьями – как я с Конни и Лео.
Неразлучные, безграничные, близкие настолько, что к ним применимо выражение: «либо вместе, либо никак». А это означает, что бы ни случилось тогда, это было катастрофой.
Я не хочу думать, будто нечто подобное может случиться со мной, Лео и Конни. Это мой худший кошмар на яву.
И снова срабатывает моя одержимость – необходимо довести дело до конца. Выяснить, что произошло. Если не ради наших родителей, то ради меня самой, потому что даже малейшая мысль о мире, в котором я не разговариваю с Конни и Лео восемнадцать лет, причиняет боль, которую никакое время не сможет залечить.
– Не более нелепо, чем все остальное.
Не успев все обдумать, мы обмениваемся номерами и мчимся в разные стороны парка. Папа оказывается там же, где я его покинула – стоит перед «Бин-Велл» и разглядывает какие-то бумаги, насупив брови. Я наблюдаю за ним, пытаясь найти способ успокоить торнадо внутри меня – адреналин, бьющий по костям, и внезапное чувство вины, которое, кажется, способно раздавить мое тело.
– Удалось поймать удачные кадры? – спрашивает он.
В какой-то момент я думаю, чтобы рассказать ему все, лишь бы прогнать это чувство из своего тела и направить его куда-то во внешний мир.
Но пытаясь представить, как будет проходить этот разговор, я вижу перед собой лицо Савви. Мне пока неизвестно, кто она для меня на самом деле. Не считая биологического родства. Но что бы это ни было, оно уже пустило во мне корни и довольно глубоко.
Я слышу вкрадчивый голос: «Они первыми мне солгали». Если им позволено хранить такой секрет все эти годы, то мне, черт возьми, можно скрывать что-то от них.
– Несколько, – говорю я.
Я беспокоюсь, что он может попросить показать фото, но он рассеяно складывает бумаги обратно в папку и направляется к машине. Мне приходит в голову, что мама, должно быть, занимается продажей – в конце концов, это был дом ее отца – и это напоминает мне, не без добавления порции стыда к моему латте вины, что я не единственная, кто скучает по Поппи. Никто не хочет продавать это место. Но в жизни