почувствовал ледяной холод во всём теле, когда руки его и мужика сомкнулись. Иванович напружился, так что лицо кровью налилось, и с оставшейся силой выдернул руку, опасаясь обморожения. Его смутило то, что от мужика не исходило тепло, он словно находился в ледяной оболочке, но заостряться на этом не стал.
– Присаживайтесь, – сказал Осадчий.
– Не могу присаживаться, когда передо мной стоит самый умный человек в школе.
– Ну, почему самый умный? – как бы недоумённо ответил Михаил Иванович, чувствуя разливающийся в груди восторг.
– Да потому, что Вы директор школы. Дурака не назначили бы.
«Он может рассуждать логически, – подумал Осадчий, – с таким приятно разговаривать. Интеллектуально насыщенный человек».
– Я тайно побывал во многих школах, – бросил незнакомец. – И заметил, что у директоров школы особенное выражение на лице.
– Какое?
– А Вы скоро увидите его на своём, – развязано сказал мужик.
Осадчий хотел уточнить, но ему же сказали: скоро увидите. Нужно проявить тактичность.
– Вы, наверное, недавно приехали в посёлок, – учтиво начал Михаил Иванович, – и решили избрать нашу школу (а что избирать, если она одна в посёлке). У Вас дочка или сын?
– Ни то, ни другое, – небрежно бросил вошедший, забрасывая «радужную» бороду за правое плечо, словно шарф. – У Вас отличная школа. К тому же очень спортивная.
Михаил Иванович понадеялся на дополнительную похвалу, футбольная команда школы всегда занимала первые места, так как он перед началом игры подходил к арбитру и показывал снимки футболистов, во главе которых стоял сын прокурора, и с нажимом бросал: понимаешь?
Надежды Осадчего не сбылись. Он попал под сокрушительный удар, от которого мысли в его голове, словно закипятились.
– Я не завожу детей, боюсь, что они попадут в такую же школу, как и Ваша, а в такой школе, как Ваша им повредят интеллект, – мужик перебросил бородатый «шарф» с правого плеча на левое. – Я видел некоторых Ваших выпускников в бусугарне, как говорят в народе: в стельку пьяными и драчливыми.
– При чем здесь бусугарня? – взвился Михаил Иванович, пытаясь понять, что происходит.
А происходило нечто странное. Именно: вошедший вёл себя бесцеремонно, словно в своём хозяйстве. Хвалил и в тоже время так прикладывал, что раздваивал мысли и чувства Осадчего. Что он хотел? Чего добивался? Не от скуки и нечего делать зашёл. Имеет же какую – то цель. От вопросов мысли таким вихрем носились в голове, что потрескивали волосы.
– Вы выпускаете ущербные интеллекты, можно даже усилить: интеллекты вседозволенности, – начал мужик, прижигая взглядом с металлическим блеском Михаила Ивановича. – Я думаю, Вам известно, что такое ущербный интеллект и интеллект вседозволенности. Вот у Вас, какой интеллект?
– Перестаньте нести ерунду, – вспыхнул Осадчий. – Говорите, зачем пришли?
– А, чтобы расширить Ваш