гнать их прочь. Если б здесь была Амелия…
Еще один рефрен.
– Если б здесь была Амелия, она занималась бы тем же, поверь мне.
Забавно слышать такое от Пэтси; сразу складывается впечатление, будто они с моей женой были старыми товарищами, трудившимися ради общей цели. По идее, мне следовало бы возмутиться, что кто-то зовет Амелию по имени, что кто-то пользуется ее фартуком (час или два каждую неделю или две). Но я не могу избавиться от мысли, что Амелии очень понравилась бы эта молодая женщина – трудолюбивая, уравновешенная и очень деликатная. Пэтси тщательно блюдет свое место, но только один Господь знает, куда она поместила себя относительно меня.
Я вернулся в спальню, нашел табакерку и вернулся на кухню. Ее брови изогнулись, когда она увидела меня.
– Сколько осталось? – спросила она.
Взяла одну щепотку. Ее голова откинулась, когда табачный порошок осел на слизистой носа, и она некоторое время сидела так, втягивая воздух и длинно выдыхая.
– Гас, я тебе говорила? У тебя закончились сигары. И дымовую трубу надо чистить. А в погреб повадились белки.
Я привалился к стене и стал съезжать вниз, пока не опустился на каменный пол. Эффект был такой же, как от прыжка в озеро. Меня обдало холодом, который быстро поднялся по позвоночнику.
– Пэтси, раз мы не спим…
– Да?
– Расскажи мне о Лерое Фрае.
Она рукой вытерла лоб. В свече свечи я видел бусинки пота на верхней губе, на шее, голубые вены на грудях…
– Ох, я же уже рассказывала о нем! Ты же все слышал.
– Как будто я знаю, о ком из своих ухажеров ты рассказываешь.
– Ну, – она слегка нахмурилась, – рассказывать-то нечего. Он ни разу не сказал мне ни слова, даже когда был возбужден. Ему противно было смотреть на меня, вот как обстояло дело. Приходил по ночам с Моузесом и Тенчем, они рассказывали одни и те же анекдоты, и он каждый раз одинаково смеялся. Пил только пиво. То и дело я замечала, что он наблюдает за мной, а когда видел, что я поймала его на этом, резко дергал головой. Вот так. Как будто кто-то накинул ему на шею петлю…
Пэтси слишком поздно опомнилась. Ее щетка остановилась. Губы поджались.
– Прости, – сказала она. – Ты понимаешь, о чем я.
– Конечно.
– Я не встречала людей, чтобы краснели так быстро, как он. Может, мне так казалось потому, что у него была светлая кожа…
– Девственник?
Ну и взгляд, которым она меня одарила!..
– Откуда же я знаю? Мужчину же не проверишь. – Помолчала. – Но я смогла бы представить его с коровой. Такой большой, по-матерински доброй, настырной… С огромным выменем.
– Не продолжай, – сказал я. – А то я затоскую по Агари.
Пэтси принялась вытирать чайник полотенцем. Ее рука размеренно двигалась по его округлому боку, и я поймал себя на том, что засмотрелся на эту руку, на кисть, от мыла и трения пошедшую крохотными белесыми неровностями. То была кисть старухи на руке молодой женщины.
– Похоже, в ночь своей