а тот, кто выигрывает, изыскивает средства». Если есть проблема, обязательно должно быть и ее решение.
– Но я не могу устроить землетрясение или ударить в них молнией. У меня даже нет атмосферы.
– Мои паразиты очень хрупки и порой сами подсказывают, что нужно сделать, чтобы от них избавиться. Их парадокс в том и заключается, что они, с одной стороны, упрямы, но, с другой, склонны к саморазрушению.
– У этих твоих паразитов странный вид.
– Я убиваю их с того самого момента, когда они появились на моей поверхности. Могу тебе сказать, что они намного уязвимее, чем может показаться на первый взгляд. Уверена, что, когда они окажутся рядом, ты найдешь оригинальное решение, вмешаешься и не позволишь им причинить тебе вред.
– Чем больше ты со мной говоришь, тем страшнее мне становится. Они могут ко мне подлететь, что само по себе уже служит доказательством их могущества. Меня пугает эта ракета, стремительно приближающаяся ко мне, чтобы уничтожить.
«Альбатрос» с частично выведенными из строя двигателями продолжал планировать на длинных, поврежденных крыльях, за которыми тянулись шлейфы дыма.
– Приготовиться, через мгновение садимся, – предупредил Мартен Жанико.
Все ухватились за что только можно. Сто тысяч пассажиров в грузовом отсеке припали к обшивке, свернулись клубком и замерли.
В пилотской кабине Давид Уэллс смотрел на поверхность океана, которая приближалась с нарастающей скоростью.
«Альбатрос» не столько планировал, сколько падал, но носом при этом не клевал. К тому же, несмотря на правое крыло, объятое пламенем, и левое, из которого выливался керосин, самолет равномерно раскачивался, но не опрокидывался, удерживаясь в положении, все еще допускавшем отдельные маневры.
Сжимая в руках штурвал, Мартен Жанико не сводил глаз с альтиметра. В небе над ними по-прежнему змеились молнии.
– Держитесь!
Давид, Наталья и трое студентов туже затянули ремни безопасности и ухватились за подлокотники кресел. Эмма-109, Эмма-666 и Эмма-103 в своих маленьких креслицах сделали то же самое.
Когда альтиметр показал пятьсот футов, самолет клюнул носом, и выровнять его Мартен Жанико больше не смог.
Микролюди закрыли глаза и сжали зубы. Многие стали возносить молитвы Священному Яйцу.
Затем раздался оглушительный треск, металлический фюзеляж как будто бы закричал и взорвался. Давид увидел, что правое крыло оторвалось, а левое, деформировавшись, сломалось. Поплавки при контакте с водой тоже сломались и разлетелись в разные стороны.
После оглушительного грохота наступила тишина.
«Альбатрос» без крыльев и лап клюнул носом, превратился в «рыбу» и вертикально ушел под холодную воду.
Послышался зловещий треск, но корпус самолета с честью выдержал огромное давление.
Молитва Эммы-666 стала громче.
Затем длинная железная труба, тревожно дребезжа, постепенно всплыла и наконец приняла устойчивое горизонтальное положение.
В грузовом отсеке бросились к раненым. Среди ста