над идейными клише классики, любезными Неистовому Виссариону.
– На Джойса и записным эстетам терпения не хватает. Роман нечленораздельный, как вой, рёв, стоны чересчур культурного зверя.
– Валерка на едином дыхании читал.
– Ну-у, то Валерка.
– И я, не отрываясь, прочёл, – смиренно опустил глаза Шанский, – французскую версию.
– Ну-у, сибариты-французы запутанные пассажи и переводить бы не стали! Выкинули, наверное, с лёгким сердцем то, что не понимали, выкинули и – позабыли.
– Особенно при их горячей любви к англичанам и английскому языку!
– Странно. Джойс ирландец, ирландцы англичан ненавидят, а враг моего врага…
– Писал по-английски, вот и не утруждались, переводя.
Таточка кивнула, она, гид «Интуриста», была не высокого мнения о французах. – Я, – добавила Таточка, – в «Иностранке» прочла «Портрет художника в юности», вполне классический роман, никакого рёва, никаких стонов.
– Когда-то, когда нелегально перевод «Портрета…» достал, тоже подумал о классике, – согласился Шанский, – «Улисс» – другая песня.
– Скучная песня… рёв, стоны и разговоры ни о чём.
– Разговоры как у нас сейчас, из пустого – в порожнее.
– Изводящие почище произведения!
– Штука в том, что в «ни о чём» подчас скрыто главное.
– Кто-то писал, – вспомнила Людочка, – что «Улисс», собственно, и не литература вовсе, а эссенция для литературы.
– Чтобы бездарности по капельке брали и разбавляли?
– По капельке? Да это, если Валерку послушать, целая бочка эссенции!
– Вот и хорошо, хватит на всех бездарностей.
– Теперь, может быть, объяснишь, что такое постмодернистский роман? – Бызов водрузил на нос очки, – и тоже коротко, ясно.
– Нет, даже коротко и ясно не надо, – взмолились Милка и Таточка.
– Нет, – решительно запротестовала Людочка, – уже поздно, про свой постмодернизм пусть объясняется в другой раз, про постмодернизм, горячо любимый, коротко и ясно у него не получится.
– Ладно, в другой раз, – смирился Шанский, почуяв, что Людочка умрёт, но не даст разогнаться, а ему не хотелось объяснения комкать; Бызову, разыгрывая смущение, сказал. – Все вопросы ко мне касательно постмодернизма прошу задавать через Людочку.
– Где польскую помаду достала?
– Повезло. В кое веки в кино собралась сходить, после сеанса заглянула в «Пассаж», был последний день месяца, выкинули. Первой очутилась у кассы, за мной – столпотворение вавилонское.
– Перед художником дилемма: будешь говорить так, как видишь и слышишь, другие не увидят и не услышат; Гоша замотал головой.
– Что смотрела?
– «Дорогую» – во второй раз.
– И мне Джулия Кристи нравится.
– Шла напролом, пока не упокоилась во дворце итальянского аристократа. Конец