Неудивительно, что полицейские не нашли никаких следов убийства. Намеренно или нет, но настоятельница постаралась уничтожить все улики.
– Будете снова ее допрашивать? – с интересом осведомился кардинал.
– Да, но позже. Пусть пока помаринуется. Где вещи девочек? – повернулся он к монахине.
– У наших воспитанниц нет вещей, – прошелестела та. – Только одежда и обувь. Мать Агнесса велела сжечь.
– Почему?
– Она сказала, на них скверна. Ведь если они самоубийцы, то… то… – Женщина запнулась.
– Часто у вас тут сразу девятеро девочек решают, что лучше самоубиться, чем так жить?
Монахиня затравленно на него посмотрела.
– Чьи это кровати?
– Магдалы и Каталины, – прошептала она.
– Вы что-нибудь слышали? – спросил Лонгсдейл, поднимаясь с колен. Женщина испуганно уставилась круглыми глупыми глазами на его пса, потом на него. Кардинал шепотом пояснил, что сестра Бенедика, выросшая в приюте, умственно не слишком развита.
– Это ты присматривала за ними в ту ночь? – уже помягче спросил комиссар. – Твоя была смена?
Женщина сперва кивнула, а потом отрицательно замотала головой:
– Нет, я поменялась. С сестрой Анной. Она должна была, но попросила поменяться, потому что… – Она наморщила лоб. – Не помню почему. Я согласилась. Мать Агнесса не запретила.
– А обычно запрещает? Обычно вам можно меняться?
– Ну, иногда.
Кардинал недоумевающе перевел взгляд с монахини на комиссара. А вот на морде Клыка появилось очень понимающее выражение, как и на лице Лонгсдейла.
– Вы видели что-то странное той ночью? – спросил консультант. Сестра Бенедика облизнула подрагивающие губы и перекрестилась. – Может, не видели, но слышали?
– Вода, – еле слышно пробормотала монахиня. – Я слышала – капает и течет. Тихо-тихо, но громко-громко. Почти как музыка.
– Ты сказала матери Агнессе? Позвала кого-нибудь?
– Нет, – помотала она головой. – Они мне не поверят. Но она капала! Тихо тут, – сестра Бенедика обвела рукой комнату, – но громко тут, – и постучала пальцем по лбу. – Я слышала и потому открыла дверь пораньше. Я думала, она тут течет, а она не текла. И их не было. – Монахиня кивнула на кровати.
– Ясно, – заключил Натан. – Пойдем-ка с нами. Кардинал тебе ничего худого не сделает. Вы еще будете здесь работать? – обратился он к Лонгсдейлу.
– Да. Это только первая комната, а впереди еще три. И я еще намерен осмотреть спальни этажом выше и этажом ниже.
– Хорошо. Тогда встретимся у лодок. Чую, мы тут засядем до вечера, – вздохнул комиссар.
Бреннон устало глядел на маслянистые, мутные воды канала и гадал, насколько сильно обижена Валентина. Он ушел с Лонгсдейлом утром и пропал до глубокого вечера. О чем ей думать, как не о том, что даже в свадебном путешествии муж не в силах сосредоточиться только на своей жене?
Натан раскаивался, но ничего не мог поделать: допросы персонала и воспитанниц приюта затянулись на долгие