не скользнули внутрь.
У нее ушло меньше восьми минут, чтобы покончить с одной стороной улицы, – немногим дольше, чем с другой, потому что в доме номер четыре жила старая злая собака, и Мейси всякий раз боялась, что та откусит ей большой палец. Усевшись на велосипед, она покатила по главной улице и вскоре оказалась в следующем тупике, который почти не отличался от предыдущего. Заметила несколько морщинистых лиц за тюлевыми занавесками и без особого энтузиазма махнула им рукой. Если они и помахали в ответ, Мейси этого не увидела. Дождь заливал глаза, превращая мир в калейдоскоп размытых очертаний и красок.
Она обошла улицу, спряталась на автобусной остановке, убрала с лица мокрые волосы и сдула капли с губ. Ливень стучал своими пальцами по крыше и безжалостно поливал мостовую, заперев Мейси в стеклянной клетке, окруженной падавшей с неба водой. Кое-как вытерев руки, она вытащила из кармана джинсов телефон и почувствовала, как отчаянно забилось сердце, когда увидела, что дождь сильно намочил экран. Однако телефон работал и сообщил ей, что прошло полчаса с того момента, как она вышла из дома. И вновь у нее промелькнула мысль: не позвонить ли мистеру Уокеру прямо сейчас, уволиться с дурацкой работы, бросить газеты на остановке и вернуться домой.
Но если она так поступит, то потеряет субботний обход. Обход, который приводил ее на пустошь, где Мейси делала настоящие деньги. Иногда – до двадцати фунтов.
Она тряхнула головой и засунула телефон в непромокаемую сумку для газет, чтобы тот не пострадал. Ей осталось всего три улицы, и она не хотела, чтобы он намок еще сильнее.
Мейси стиснула зубы, вышла под дождь и пересекла пустую улицу; вода доходила ей до щиколоток, заполняя кроссовки. Девочка прошлепала к первому дому с верандой, чувствуя, что ноги стали до смешного тяжелыми, прислонила велосипед к облезлой кирпичной стене и остановилась с газетой в руке на середине дорожки.
Входная дверь была открыта – точнее, широко распахнута. С того места, где стояла, Мейси видела, что вода льется на ковер в коридоре и капли летят на телефонный столик из орехового дерева. Внутри царила жуткая темнота, и когда Мейси посмотрела на два больших темных окна на фасаде – одно, скорее всего, выходило в гостиную, а другое в спальню, – она обратила внимание на то, что шторы плотно закрыты.
Мейси сделала еще пару шагов; газета у нее в руке уже успела намокнуть. В голове что-то щелкнуло – нет, не шум, а скорее ощущение, тревога, инстинктивная и очевидная. С домом было что-то не так. Мейси смахнула с глаз воду, отметив, что ей больно моргать. Улица у нее за спиной оставалась безмолвной и застывшей, подобно картонному театру. Все казалось нереальным в ярости бури, словно окружавший мир мог сложиться и исчезнуть. Дом чего-то ждал.
«Это всего лишь дом», – сказала себе Мейси, и неприятное чувство тут же исчезло. Она понимала, что еще немного, и газета превратится в кашу, поэтому подбежала к входной двери и бросила ее внутрь, приготовившись так же быстро вернуться на улицу.
Ее