да! Наслышаны о легендарных ваших подвигах. А роль неприступных железобетонных позиций выполнял оркестровый рояль, – в свою очередь иронично похмыкал Антонов.
– Так точно! А ты в те достославные времена стучал на барабане и с козлом Шариком бодался, – неизвестно на что обиделся командир полка. – Куда собрался?
– На свой наблюдательный пункт. Надо новости у комдива узнать.
– У комдива Шарика? – тут же повеселел Дубасов, вновь поднеся к глазам бинокль.
– Пока мы здесь прохлаждаемся, любуясь фейерверками, Шестой корпус командующего Одиннадцатой армией генерала от кавалерии Сахарова, в полдень прорвал фронт противника, захватил стратегическую высоту и закрепился на склоне другой.
– Дело пошло! – обрадовался известию Дубасов.
– А его Семнадцатый корпус прорвал позицию австрийцев против деревни Сопаново, – развернув карту, подполковники нашли эту деревушку. – Пришли сведения, что наши захватили три линии окопов, взяв в плен свыше двух тысяч нижних чинов и несколько десятков офицеров.
– Завтрашним утром мы тоже дадим им прикурить, – замечталось Дубасову.
Ночью побрызгал небольшой дождишка, и, выбравшись с восходом солнца из землянки, Дубасов задохнулся от свежего воздуха, приправленного душистым запахом сирени, неожиданно вспомнив Дудергоф, Павловское училище и совершенно ни к месту – грациозно выходящую из воды Полину, смахивающую ладошкой с плеч капельки влаги и раскачивая этим движением из стороны в сторону маленькие грудки с розовыми сосками…
– Виктор, что с тобой!? – отвлёк его от приятного видения голос Антонова. – Чем, интересно, вызвана блаженная твоя улыбка? – вздрогнули от грохота начавшей обстрел австрийских позиций артиллерии.
– Представил, что три пушки захватил и Каледин Георгиевский крест на грудь вешает: «Как же, дадут тут даже мысленно женой полюбоваться… Да и там целая толпа набежит во главе с Рубановым, чтоб на мою Полину пялиться… Ну, держись австрияки», – внутренне психанул он, обвинив их во всех тяжких…
Противник, словно прочтя мысленные его угрозы, не остался в долгу, ответив на огонь русской артиллерии, своей, попутно накрыв и роты дубасовского полка.
Пережидая обстрел, офицеры надумали попить чаю, «раскочегарив» для этого благого дела Петьку Ефимова.
– Да чичас, чичас налью, – бурчал тот, разогревая на камельке чайник.
Подполковники, в ожидании, смолили папиросы, машинально пригнувшись от оглушительного разрыва над головами, треска брёвен наката и посыпавшейся земли.
Но весь этот грохот перекрыл визгливый голос денщика, машущего руками, приплясывающего и воющего различные гласные русского алфавита.
– Ефимов! Мать твою в чайник ети. Чего орёшь как беременный заяц? – наконец удосужился поинтересоваться у солиста Дубасов.
– Да не рожаю я, мышь за шиворот свалилась с потолка-а-а. И щекотает та-а-а-м… у-у-у-у, – до слёз рассмешил офицеров.
– Ну