и 650 пулемётов. Причём пулемёты большей частью оставляли у себя, не указывая в отчётности, переделывая их потом под русский патрон, и сдавая лишь неисправные.
В середине июня ведение контрнаступления на русскую 8-ю армию кайзер поручил лично фельдмаршалу Гинденбургу.
Особенно жестокое сражение разгорелось у Затурцев, где вёл бой 10-й германский корпус. Его лучшая брауншвейгская Стальная 20-я пехотная дивизия была практически сокрушена русской Железной 4-й стрелковой.
Поражённые таким отпором брауншвейгцы, бахвалясь, вывесили на передовой линии плакаты: «Ваше русское железо не хуже нашей германской стали, но мы его разобьём».
Обидевшись, стрелки 4-й дивизии вывесили ответ: «А ну попробуй, немецкая колбаса».
Дубасов страшно завидовал деникинцам.
– Васильич. Посоветуй комдиву назвать нашу дивизию бетонной. Даже – железобетонной. Ведь мы не хуже 4-й стрелковой дерёмся.
Выдержав австро-германские контратаки, 22 июня генерал Брусилов вновь перешёл в наступление 3-й и 8-й армиями на Ковель, как того требовал начальник штаба Ставки Алексеев.
– Господа казаки, наконец-то начальство решило задействовать кавалерию, – собрал командиров полков начальник Забайкальской казачьей дивизии. – Нам поставлена задача – атаковать населённый пункт Маневичи. Смотрите не подведите.
– За Первый Читинский головой ручаюсь, – поднялся со своего места Ковзик.
– Господин войсковой старшина, а где полковник Шильников?
– Болеет, ваше превосходительство. Пока я его замещаю.
– Принято к сведению. Слава Богу, командиры Первого Верхнеудинского и Первого Аргунского находятся в здравии. Передайте казакам, господа, что георгиевские кресты висят на пушках, а не на пулемётах. Вот чего в первую очередь следует захватывать у врага. Ну и, разумеется, побольше пленных. Особо ценятся офицеры. А сейчас, по русскому обычаю, рюмочку за победу, и ступайте готовить подразделения к наступлению.
Перед боем казаки надели чистые рубахи, попрощались друг с другом, наказали товарищам, если что случится, письма родным отправить, а себе забрать часы, Ваське передать серебряный образок, а Мишке – кинжал с наборной рукоятью: « Всю войну, с тех пор, как убыли со станции Даурия первого сентября четырнадцатого года в Четвёртую армию генерала Эверта, являвшегося наказным атаманом Забайкальского казачьего войска, на кинжал завидует, собачий сын. Пусть заберёт и вспоминает меня…»
– Храни Вас Бог, господа казаки, – сидя на коне перед строем, произнёс Ковзик. – Шашки вон! – скомандовал он, тоже выхватив из ножен оружие. – Намётом… В атаку… Марш! – повёл за собой полк.
Командир читинцев остался руководить подразделением на наблюдательном пункте.
Конница молниеносно перестроилась и, развернувшись в лаву, перешла на галоп.
С посвистом и гиканьем казаки пошли в атаку.
С двух сторон от Первого Читинского ринулись в бой верхнеудинцы и аргунцы.
Навстречу Читинскому полку