головой. – Но стаканов…стаканов надо. Лева! Ты, вообще, видел счет?! Мы за эти деньги еще и стол можем забрать!
– Можем! – обрадовался Паша, в котором алкоголь пробуждал тягу к подвигам.
– Стол нам не нужен, – умерила его пыл Ира. – Он у нас не поместится. Ладно, я пошла машину заводить.
И она пошла, размахивая пустым бокалом, что-то насвистывая себе под нос.
– И вообще, если бы они хотели, чтоб мы им вернули это все, – рассуждал Паша, – они бы это так не оставляли. А так…подарили, значит. Комплимент…от заведения.
– Я, вообще, очень против, – прошелестел Лев.
– Понимаю, – сказал Паша.
– И то, что Ира пьяная за рулем, тоже против, – не успокаивался Лев.
– Тоже понимаю, – вздохнул Паша. – Ну, она не пьяная.
– А, – кивнул Басин. – Тогда ладно.
Паша взял стакан и медленно поплыл в сторону машины.
Лева еще пару секунд подумал а потом уточнил:
– Так вам два стакана нужно или три?
Паша попытался дать какой-то развернутый ответ, но ничего было непонятно, поэтому Лева повторил настойчивее:
– Два или три?
– Ну, хорошо бы три, – признался Паша.
– Понял, – лаконично ответил Лева.
Схватил стакан, залпом допил то, что в нем оставалось и невозмутимо – а главное, очень ровно – зашагал к машине.
– Эта история могла быть поучительной, – печально заключил Лева, – если бы нас поймали за кражу или если бы мы разбились все насмерть пьяные…
Настя немного начала икать от смеха.
– Ну, если бы вы разбились, для меня эта история точно не стала бы поучительной, – заметила она, вытирая слезы, – потому что мне бы ее никто не рассказал.
– Тоже верно, – согласился Лева. – Ну, в общем, я не горжусь, но и стаканы хорошие, конечно. Что ж теперь, игнорировать их, что ли…
– Так выпьем же за то, – подхватила Настя, – чтобы всегда замечать хорошее, никогда его не игнорировать…
– …но чтоб при этом можно было им еще и гордиться! – согласился Лева.
И здесь, конечно, размышления о судьбе героя – или любые размышления – буду писать для удобства курсивом.
Рядном сквозных, красивых, трепещущих…
Не самый я, конечно, удачный у мамы с папой вышел. Нужно было настоять на братике или сестричке.
А я, дурак, не просил.
Это превращается в дневниковую запись, хотя откуда мне знать, я и дневников-то не вел никогда.
Дорогой дневник! Сегодня я опять бессмысленно жив…
Странное дело: дневник – это тетрадь, а ночник – лампа. Утренник – это детский праздник, ну или, на крайний случай, мороз, а вечерник – человек…
Злобный: Вечерник, конечно, человек. А ты – осел!
Дружище: А кто так обзывается, тот сам так называется!
Лев: Так-то! Хотя, подождите-ка…
И с того самого разговора на чужой кухне до пяти утра, с тех самых полутрезвых откровений и открытий все началось – и, казалось, не имело шанса закончиться, будто эти двое должны проговорить вот так,