бытовых разговоров.
Совсем недавно, например, Серега проглядел наброски легендарного сценария, и произошла следующая беседа.
– Да ты пойми, ты же историю рассказываешь, – объяснял Сережа, изо всех сил стараясь держать себя в руках. – Вот так же, как бы ты про друзей своих рассказывал, про соседей, я не знаю. Вот моя задача – взять то, что ты мне рассказал, и показать это другим людям так, чтоб им интересно было и все понятно. А ты сам с собой в эту игру играешь, сам пошутил – сам посмеялся!
– Это да, – вставил Лева, – я самодостаточный.
– Ну, шибко самодостаточные не искусством занимаются, – хмыкнул Гутсби, – а чем-то другим…
– Протестую, – засмеялся Лева, – может, это тоже своего рода искусство.
– Ну, в целом, да, вполне себе жанр кинематографа. Только ты, вроде как, в другом жанре хочешь реализоваться. И я все понимаю, мне тоже нравятся отсылки, но не может текст полностью состоять из бессмысленных и беспощадных отсылок, как Франкенштейнов монстр из кусков!
– Мне иногда кажется, что у меня жизнь состоит из бессмысленных и беспощадных отсылок, – мрачно отозвался Басин. – И тоже довольно бессвязных. Травмы – из орального периода развития, брови – папины, тело – собачье, гипофиз и семенники – человеческие… Получается полный абырвалг.
– Это многое объясняет, – грустно подытожил Сережа.
– Многое объясняет! – сказал себе Лева, глядя в окно поезда, и рассмеялся.
Полный абырвалг, да тут и винить некого, кроме себя. Вот эти рельсы, по которым он движется сейчас – результат всех его выборов. Как в игре.
И выборы эти, надо сказать, не всегда ему самому нравились. Хотя – бывало по-разному…
Басин снова вспомнил один день из своей жизни, к которому частенько мысленно возвращался.
В моменты хандры он задавал себе вопрос: ну и что же хорошее я сделал в жизни? Получил образование? Работал где угодно – а чаще где неугодно? Писал и продавал всякую ерунду? Женился? Почти все варианты не подходили, кроме одного. И Лева понимал это, становилось одновременно смешно и тепло в груди, и он говорил себе полушепотом:
– В конце концов, я ведь… спас котенка.
Котенок случился со Львом Басиным, разумеется, в неподходящий момент. Маленький пуховый комок, белые и полосатые пятна, покрасневший нос, глаза, превратившиеся в две огромные пропасти черных зрачков…
Впрочем, это, конечно, не начало истории.
Начало истории – это Нася, которая уехала к маме на несколько дней.
Или конфликт Паши и Иры Рогожкиных.
Или та самая студентка, которая когда-то сказала Паше вместо «здравствуйте» – «я в вас влюбилась».
Хотя нет, вряд ли. Это же была тайна.
Такая тайна, которую все знали. Неловкая такая, гаденькая. Ее вслух не называли, но подразумевали – под кивком головы, или движением бровей, или странным жестом.
Тайна была молода и черноволоса, и у нее было все необходимое, чтобы вляпаться в эту историю: тонкая талия, грудь третьего размера, наивность юности и очень мало чувства