вами постепенно к этому придем? Будем каждый день, восстанавливать события. Договорились?
Валентина рассказала свой ночной кошмар, и, заплакав, закрыла лицо руками. Николай некоторое время не решался к ней подойти, но какая-то сила его подтолкнула, и он ее приобнял. Валентина подняла на него глаза. Врач отстранился. Испугался. Что происходит? Глаза. Это омут. Это горящие одинокие окна в покинутом городе. Это болото, затянувшее все заросли вокруг. Это паутина с бултыхающейся, молящей о помощи, мухой.
Николай тряхнул головой: «Что это – гипноз?» Проводя взглядом пациентку до двери, он еще долго стоял в раздумье. После чего подошел к столу и наскоро накидал на листке план своих действий. Список на бумаге, заканчивал каждую беглую строку вопросительным знаком. Но последний вопрос, был написан твердой рукой, выделительным аккуратным почерком, с красивым загибающимся знаком: «Кто она?»
Николай с глубоким вздохом повалился на примятый сложенный диван, задумавшись, стал собирать со спинки катышки от клетчатого шерстяного пледа. Увлекшись этим процессом, приход Инны стал для него неожиданностью. Скомкав в ладонь разноцветный мусор, радостно встретил взглядом супругу. Инна была в хорошем расположении духа, и что-то кокетливо напевала себе под нос, освобождая запотевшие стопы от туфель.
– О, Николя, ты дома? – он обрадовался ее приходу, не желая больше оставаться со своими мыслями наедине, Николай зашагал за ней на кухню.
– Как на работе? – сухие слова, брошенные в никуда и похожие на ворох сухих осенних листьев, подброшенных усталым дворником. Инна всегда была холодной и черствой, казалось, ее не тревожили чувства других, этим она напоминала ему его мать. Чрезвычайно строгую, требовательную, сухую женщину, способную наказать Николая за проступок не словом, а делом. Медсестра по призванию, мать стремилась сделать из сына блестящим врачом, каким хотела быть она. С самого детства она водила его в больницы, показывала грязные вонючие палаты, но мать видела только крепкие стены, надежность окон, и стойкость коек. Для Николая было пыткой видеть мучающихся больных, запах больницы, вид иголок, скрежет металла, доносившийся из хирургии, внутри него все протестовало натиску матери. Но он ее любил, и всю жизнь самоотверженно доказывал ей свою преданность. Возвращаясь смертельно усталым, после дежурства, он как побитая собака, виляя хвостом, с удовлетворением, отчитывался: «Сегодня спасли человека». И мертвецки засыпал. Спас не он, но он видел, как человеку дали вторую жизнь, и Николай был счастлив быть свидетелем этого, и по праву считал себя участником этого спасения.
После смерти матери, вся его собачья верность, отдавалась Инне, которая ему напоминала мать – жестким характером, и природной красотой.
– Все прекрасно, моя прекрасная маркиза, все хорошо, как никогда, – иронично пропел он себе под нос. Инна удивлённо вскинула брови, осведомилась, что его так обрадовало. Хотя она не могла взять в толк, какое может быть удовольствие работать в психбольнице. Удрученные, озабоченные,