улицу, там было несколько богатеньких частных домов. Нинка сходу заприметила самые красивые цветы и полезла за ними. Сама. А забор был высокий, с пиками. В общем, она торопилась, нервничала видать, а когда вылезала уже, штанами зацепилась и разорвала их вместе с трусами. Повезло, что жопа уцелела, но тогда мы об этом не думали и ржали дико. Все, кроме Нинки, разумеется, – она плакала.
И вот после таких воспоминаний как я мог её девушкой считать? Ну какая она девушка, она… Просто Нинка!
Но мама учила быть обходительным.
– Красивое платье.
– Спасибо.
Нинка смущённо погладила себя по бокам, расправила юбку и улыбнулась. На комплимент напрашивалась, но платье я уже похвалил.
– Идём на стадион: все там собираются, – позвала она.
И мы двинули к стадиону.
Город казался смутно знакомым, будто из сна. Всё изменилось, но как бы осталось прежним. Я точно ходил по этим улицам, за углом раньше был хлебный, а напротив него – ресторан с морепродуктами. Ещё где-то здесь стояла тележка со сладостями, а перед новым годом все фонарные столбы на Павловском украшали искусственной хвойной гирляндой. Но проектор в башке давно заржавел, выцветшие картинки крутились со скрипом. И память ложно твердила, что небо было выше и солнце ярче.
– Ты к нам надолго? – спросила Нинка.
– До двадцати.
– Часов?
– Лет. Сбегу прямо в день рождения, пока папаша не опомнился.
Нинка не стала ничего выспрашивать, а мне расхотелось пузырить перед ней сопли. Решил приберечь историю на другой раз, когда случай подходящий выпадет.
Мы болтали о всякой ерунде, вспоминали детство – Нинка зла не держала за прошлые обиды. Увлечённо вещала, что закончила школу со средним баллом восемьдесят пять, поступила на факультет психологии – будет работать на линии доверия. А я промолчал о том, что завалил выпускные экзамены. Она радостно делилась успехами отца: он пару лет назад начал свой бизнес по продаже керамической херни, которую ваяла её мать. А я умолчал, что папаша временами шепчет стрёмные комплименты. Потом она делилась впечатлениями от поездки на Седьмой архипелаг, вскользь упомянула, что всерьёз занимается фотографией, и не задавала вопросов. Вообще ничегошеньки не спрашивала, будто боялась спросить не то. А может, насрать ей было на всё, что со мной связано.
Мы быстро дотащились до старого стадиона, на котором не было ни тренажёров, ни забора, ни части трибун. В одном конце поля стоял импровизированный трамплин из досок и всякой херни. Вот недалеко от него под уцелевшим навесом и собралась компания из двадцати примерно человек.
– Ты не стесняйся: они все нормальные, – заверила Нинка и ушла к девчонкам.
Пришлось следовать правилам. Я нехотя скалился, изображая радость, и пожимал руки, кивал и назывался, совершенно не запоминая чужие имена. Чувствовал себя жутко некомфортно, никого не знал и понятия не имел, зачем мы сюда притащились.
Дико хотелось уйти, свести разговоры к минимуму, спрятаться.