рукой, – дело есть. Туча, небо, дождь…
Старик замолчал, уставившись вдаль пустыми глазами.
– Дело не дело, отвали, Оши, – огрызнулась старуха. – Девка торчит тут поленом на колоде, пыхтит, как сука в жару, а ты про дело. Перевязал бы лучше проклятые ремни, коль уж взялся. Это тебе дело или не дело?
Она вновь обратилась к Адер и по-хозяйски махнула девушке:
– Не стой столбом, дай разобраться. Речная слепота, что ли? Насмотрелась я речной слепоты. Тут повязкой не поможешь…
Адер попятилась было, но со спины напирал народ, не давал уйти. Попытка растолкать толпу привлекла бы к ней еще больше внимания.
– Нет, не речная слепота… – забормотала она.
Еще не договорив, она спохватилась, как глупо врет. Она ведь уже сказала Лехаву, что страдает речной слепотой, но эта женщина, как видно, решила сама проверить. Адер испуганно прикрыла повязку ладонью.
– Наверное, что-то другое, – заговорила она чуть громче. – У меня не кровило и не гноилось.
– Дай-ка взгляну. – Старуха решительно потянулась к ее лицу, насупила брови. – Что толку от правды прятаться!
Адер отдернула голову.
– Я и не прячусь, – громче, чем хотелось бы, возразила она и, увидев, что к ней обращаются новые лица, в душе обругала себя. – Просто зрение меркнет. Мой врач велел завязать глаза и беречь их от света, чтобы отсрочить слепоту.
Старуха плюнула на широкие плиты мостовой:
– Врач, говоришь? И сколько добрых золотых солнышек ты выбросила на этого шарлатана?
– Он знает свое ремесло, – отрезала Адер.
– Ремесло это – доить богатеньких? – презрительно отмахнулась старуха; в ее острых глазках мелькнуло что-то сродни жалости. – Нет, девонька, когда зрение меркнет, тряпицей его не удержишь.
Адер медленно кивнула:
– Знаю. Потому и иду с паломниками поклониться Интарре. Может, богиня услышит молитвы и вернет мне свет?
Ход показался ей изящным: маскировка послужила заодно и оправданием. Одна легенда объясняла и повязку, и путешествие. Вот только Ниру она не убедила. Та склонила голову к плечу, впилась в Адер суровым черным глазом и, казалось, могла смотреть так полдня.
– Вот и он туда же, – наконец заговорила старуха, махнув клюкой в сторону брата. – Надеется, что боги превратят его протухшие яйца в свежие. Я ему твержу, что скорее мои усталые сиськи встанут торчком, как у молодух, а я-то и то не рассчитываю.
– Сестра, – окликнул ее от тюков Оши, – не отбирай у девочки надежду. Интарра – древняя богиня, и пути ее неисповедимы.
– Это я древняя, – отрезала Нира. – И довольно намыкалась, чтобы сказать: свинья и та лучше богини.
Она махнула клюкой на чернобрюхую скотину, тычущую рылом в объедки под колесами фургона.
– Свинья, она настоящая. Свинье можно врезать… – Она ткнула скотину в бок, и та ответила ей возмущенным визгом. – Свинью можно пнуть. Коли ты одинок и неразборчив, можешь свинью и поиметь, а к утру зарезать ее на мясо. Свинья настоящая. Не то что твоя туманная божественная