стояла за кулисами, ожидая своего выхода. Вдруг в горле предательски царапнуло. Она начала нервно покашливать. «Господи, спаси-пронеси!» – сделала пару глубоких вдохов и побежала на сцену. Отступать было некуда!
Мама и Надя сидели в зале – Божена на подсознательном уровне чувствовала их поддержку. Взяла первую ноту и не узнала собственного голоса. Как будто кто-то другой пел, а она только слушала. Голос показался хрипловатым, звук тусклым.
Встряхнула лентами, заставив себя перестать думать о голосе, и погрузилась в действие по Станиславскому – смотрела в зеркало на свое лицо, играла с длинными косами, кокетничая с Вакулой. В какой-то момент пришло ощущение полета. Удавались самые высокие ноты.
В третьем выходе, когда героиня печалилась о пропавшем женихе, почувствовала, что зал откликается теплой волной. Временами Божене казалось, что она поет лишь для Якова, которого она не видела, но знала, что он где-то тут, в зале, и тоже волнуется за свою Оксану.
Все артисты сработали слаженно. Прекрасные декорации, свет. Вакула летал по небу на Черте, превратившемся в крылатого коня. Зрители долго не отпускали артистов со сцены, аплодировали звездам театра и молодым артистам. На сцену несли букеты, корзины с цветами.
Впервые Божена почувствовала себя частью большого организма – творческого, уже не студенческого, коллектива. Когда на сцену вышел дирижер, настроение зала достигло апогея.
После спектакля начальство не скупилось на похвалу. Мама плакала от радости, Надя обнимала подругу. Божена даже пожалела, что запретила Якову прийти за кулисы.
– Принцесса, получил массу удовольствия от оперы! Ты была великолепна! Но, знаешь, что мне не хватило для полного счастья?.. – он позвонил, выдержав некоторое время, чтобы отзвучали аплодисменты и поздравления, и артисты сбросили напряжение.
– Что же? То, что Оксана не была стопроцентной брюнеткой? – Божена так и не решилась перекраситься. Рита Юрьевна с зав. оперной труппой Марией Андреевной, которая по каким-то причинам делегировала свои обязанности Рите, решили, что бывают и светловолосые украинки («Как Юлия Тимошенко», – сказала Мария Андреевна). Но все же, волосы перед спектаклем ей затонировали. И, хотя до «длинных черных змей», описанных Гоголем, было еще далеко, платок и венок с лентами отлично дополнили образ девушки-украинки.
– Нет! То, что она не надела подаренные мной черевички!
– Яков, Вакула бы этого не понял! – засмеялась Божена, вспомнив довольное лицо старпома той ночью, когда он принес ей пару жемчужных туфелек – они до сих пор стояли на тумбочке, как талисман.
– Принцесса, я начинаю ревновать к этому парубку!
– Еще один спектакль, милый, и я вся твоя!
– Боюсь, не дождусь, умру от тоски!
– Ты уж подожди, пожалуйста, не умирай!
– Ну, если ты просишь!..
– Прошу. Обещаешь?
– Точно так!
Оба премьерных спектакля прошли волнительно, но все получилось. На спектакле у Нади Божена с мамой и Василием сидели в зале. Божена подсунула Васе программку с фамилией