Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона
Царьграде. Мы уже упоминали в главе о Бояне-Иларионе случай 1044 г., и его последствиях, когда митрополит русин Иларион был смещён с киевской кафедры после смерти его покровителя Ярослава Мудрого в 1054 г.
Преемство православной веры тогда на определённый период прервалось. На место Илариона был поставлен грек Ефрем. Поэтому объяснением разбираемых обстоятельств может быть тот смысл, что Константинопольская власть могла рассчитывать в лице Олега «самодержца» и его жены Феофании «архонтиссы» на то, что они будут поборниками и представителями византийской Церкви и защитниками её прав на Руси. Об этом же (о стремлении Олега) говорит и его высокомерное отношение к остальным русским князьям, засвидетельствованное летописцем уже после того, как Олег отвоевал у Владимира Мономаха Чернигов, русское княжение. В 1096 г. великий князь Киевский Святополк и князь Переяславский Владимир Мономах звали Олега в Киев на княжеский съезд с целью прекращения междоусобиц. Этот съезд должен был проходить с участием духовенства и киевлян. «Олег же, въсприимъ смыслъ буй и словеса величавы, рече сице: несть мене лепо судити епископу, ли игуменомъ, ли смердомъ». – «Олег же, исполнясь отваги и словес величавых (гордых), сказал так: не подобает судить меня епископу, или игуменам, или народу» (перевод наш).
В этом жесте не только личное высокомерие Олега, но слова эти – слова князя-«автодуки», стремившегося стать самодержцем Русской земли. После отказа Олега участвовать в коллективном управлении Русской землей Святополк и Владимир заподозрили, что он зло мыслит на них, и вызвали его на «суд Божий»: «а Бог промеж нами будет» – объявили ему войну и силою принудили к согласованным действиям коллективного управления государством. Однако Олег не стремился к упрочению такого порядка и не раз уклонялся от обязанностей соправителя Русской земли. Но самодержцем он не стал. И все же есть основания полагать, что отец его, Святослав, готовил его в самодержцы. Он завещал построить в Вышгороде новый каменный храм Бориса и Глеба и перенести туда мощи святых из ветхой церкви. Он даже указал Олегу, в каком месте будущего храма поставить раки (гробницы) их, – на правой стороне, в устроенной комаре.
Со стороны Олега это был бы патриотический шаг, и он привлек бы к нему симпатии народа, так как св. Борис и Глеб являлись небесными заступниками Руси. Поэтому когда в 1115 г. Владимир Мономах, уже будучи великим князем Киевским, принял решение вместе с Олегом и его братом Давыдом перенести мощи святых, и они были перенесены в построенную церковь, и Владимир хотел поставить их посредине церкви, – то возникла распря между ним и Олегом и Давыдом. Олег хотел поставить их в комару, «где отец мой, по его словам, назнаменовал». По совету священства был брошен жребий; и вынулись жребии Давыда и Олега (Шахматов, 1916. С. 352–354). Это было 1 мая, а через три месяца, 1 августа, Олег скончался. Перед его смертью «бысть знамение: погыбе сълньце, и бысть яко месяцъ» (солнечное затмение).
Олег не стал самодержцем,