ниспровергла Церкви, породила ереси, вооружила братскую руку, побудила обагрить десницу в крови праведника, попрала законы природы, отверзла двери смерти.
Эта рана настолько неизлечима, что, если бы были приложены и бесчисленные лекарства, она все-таки будет обильно источать свой гной.
Тем, которые не освободились от этой болезни, невозможно совсем избежать огня, уготованного диаволу. А освобождаться от болезни мы станем тогда, когда помыслим, как возлюбил нас Христос и как повелел нам любить друг друга.
Лучше иметь змею, клубящуюся в утробе, нежели зависть, внутри гнездящуюся. Змея, находящаяся во внутренности, когда есть для нее другая пища, не трогает тела человеческого, зависть же, хотя бы предложили ей тысячу снедей, пожирает самую душу, со всех сторон ее грызет, терзает и рвет, для нее нельзя найти никакого успокоительного средства, которое сокращало бы ее неистовство, кроме одного только – несчастья с благоденствующим.
Ничто так обычно не разделяет и не разъединяет нас друг от друга, как зависть и недоброжелательство, – этот жестокий недуг, лишенный всякого извинения, и гораздо более тяжкий, нежели самый корень зол – сребролюбие. В самом деле, сребролюбец хоть радуется тогда, когда сам получает; завистливый же тогда радуется, когда другой не получает, считая собственным успехом неудачу других. Что может быть безумнее этого? Пренебрегая собственные бедствия, он изводится чужими благами, делая чрез это недоступным для себя небо, а раньше еще неба и настоящую жизнь невыносимой. Поистине, не так червь ест дерево или моль шерсть, как огонь зависти пожирает самые кости завистников и вредит чистоте души. Не погрешит тот, кто назовет завистников худшими зверей и демонов.
Если любовь к любящим не дает нам никакого преимущества пред язычниками, то, где окажется тот, кто питает зависть к любящим? Завидовать хуже, чем враждовать, враждующий, когда забывается причина, из-за которой произошла ссора, прекращает и вражду; завистливый же никогда не станет другом. Притом первый ведет открыто борьбу, а последний скрытно, первый часто может указать достаточную причину вражды, а второй не может указать ни на что другое, кроме своего безумия и сатанинского расположения.
Преподобный Кассиан Римлянин
Зависть, как яд, излитый василиском-диаволом
Зависть гибельнее и труднее для излечения, чем все пороки, ибо она еще более воспламеняется теми лекарствами, от которых страсти прекращаются. Например, кто скорбит о причиняемом ему вреде, тот исцеляется щедрым вознаграждением, кто негодует о нанесенной обиде, тот умиротворяется смиренным извинением. А что сделаешь тому, кто еще более оскорбляется тем, что видит тебя более смиренным и более приветливым, которого воспламеняет гневом не корыстолюбие…, но раздражает чужое счастье. Кто же для удовлетворения завистливого захочет лишиться благ, потерять счастье, подвергнуться какому-либо бедствию?
Зависть,