прихрамывал. Моя вина – не досмотрел при покупке, а может, тяжелая дорога сказалась. В ближайшей деревне после ночевки я его без сожаления продал по дешевке крестьянину, честно предупредив о дефекте. Торопиться мне было некуда, и, отдохнув в деревне пару деньков, я продолжил путь пешком. Оно, может, и к лучшему – следы затеряются. Ближе к обеду решил немного передохнуть, за одним облегчиться.
В общей сложности, наверное, уже верст около ста одолел. На коне, даже с запасным, вполовину бы не смог из-за распутицы.
Я прогулялся по опушке; снег здесь уже стаял, и прошлогодняя трава держала ноги, не продавливаясь, даже сапоги не испачкались. Что это? До слуха моего донесся стон. Я остановился как вкопанный. Сверху рощица была видна как на ладони, и в ней не было никого – ни саней, ни лошадей, ни людей. Тишина, наверное, почудилось. Но стоило мне сделать шаг, как стон послышался снова. Я вытащил саблю из ножен и пошел вглубь, продираясь сквозь колючий кустарник. Опа-на! Небольшая полянка изрыта множеством следов – людских и конских. Но на полянке – никого. Кто же тогда стонал? Я стал саблей раздвигать кусты – рвать одежду о кустарник было жалко, запасной у меня не было.
Похоже, за кустами лежит куча тряпья. И только я собрался двинуться дальше, как от этой кучи раздался стон. Саблей я посрубал ветки кустарника, подошел к тому, кто издавал стон.
Мужик в грязной однорядке лежал на животе. Кто же его? Тут и деревень поблизости не видно.
Я перевернул мужика на спину – все-таки негоже бросать соплеменника в лесу умирать. Мужик был в зрелом возрасте, с окладистой бородой. В плече у него торчал арбалетный болт, поперек живота – длинная, но неглубокая ножевая рана. Кровь уже запеклась, но после ранения он кровил обильно – от кустов к месту, где я его нашел, вела кровавая дорожка. Неизвестный был без сознания, хрипло дышал. Как он попал сюда? Ладно, выясним, если выживет.
Я оторвал у него край нижней рубашки, выдернул из плеча арбалетный болт и перевязал. Болт – это не безнадежно, если бы была стрела – такой фокус бы не удался. У болта тыльная сторона наконечника сглажена, а у стрелы – имеет обратный наклон: в тело заходит легко, а вытянуть – невозможно, только с клочком мышц.
Так, что тут с животом? Порез длинный, поперек всего живота, но неглубокий – не более сантиметра. Я снова оторвал полосу от его же рубашки, нашел мох, пусть и перезимовавший, растер в ладонях, густо пересыпал рану и перевязал. Мох – природный антибиотик, все ратники об этом чудесном свойстве мха знают и при ранениях присыпают раны перетертым мхом. Они заживают быстрее и не гноятся.
Мужик снова застонал. Сколько он здесь лежит? Земля после зимы холодная, да еще он и ослабел после ранений. Как бы не подхватил воспаление легких. Тогда ему не выкарабкаться. Я снял с пояса фляжку с вином, приподнял голову, влил несколько глотков. Раненый сглотнул, полежав немного, открыл глаза, еле слышно прошептал, просипел даже:
– Еще.
Я опять дал ему вина. Конечно, лучше бы воды, она легче утоляет жажду, но где ее взять? Я приподнял