глохли одновременно. Из первого джипа шагнул наружу Джек Ворон – шесть футов два дюйма мышц, решимости и злости. Он посмотрел на цель, а когда обернулся, увидел местное начальство. Они собрались кружком, будто хотели погреться от него, Джека Ворона.
Впрочем, так оно и было.
Он благостно улыбнулся им, пожал руку нервничающему мэру, посмотрел на часы. Ровно полдень – и сто пять выше нуля.
Время убивать.
Через десять минут они взорвали южное крыло. Заряд на балконе третьего этажа вогнал крыло в землю будто огромный кулак. Поднялись облака пыли и дыма. Охотники ждали. Вскоре сквозь пыль пробилось солнце. На обломки побольше полетели крючья. Зацепленные куски оттаскивали веревками.
Городская публика терпеливо ожидала, кривилась, когда крюки скрежетали по металлу, смотрела на то, как готовятся к бою машины, как из фургонов вылезают пятеро с восьмифутовыми пиками и стоят на изготовку. Но больше всего толпа глазела на Ворона.
Наверное, потому они и не подпрыгнули больше чем на фут, когда развалины зашевелились сами по себе.
– Босс! – заорал белобрысый парнишка по прозвищу Кот из своего «вороньего гнезда» – садового кресла, взгроможденного на фургон. – Мне кажется, у нас есть один.
Парнишка встал, приставил козырьком ладонь ко лбу и указал рукой.
– Вон там, в конце.
– Отлично, – спокойно заметил Ворон и скомандовал: – Рок-н-ролл, парни!
Команда заняла позиции, оцепила место настолько плотно, насколько позволяли руины. Ребята вытащили из задних карманов и натянули длинные, вроде женских вечерних, перчатки. На них блестела стальная сетка. Городские сбились плотнее.
Из кольца своих парней вышел Ворон с широким, прицепленным к тросу крюком в огромной лапе и воткнул его глубоко в обломок карниза, нависший над шевелящимся местом. Затем вернулся к своим и поднял левую руку. В нее сунули арбалет размером с детские качели.
Все застыли.
Началось почти сразу же после того, как Джек подал сигнал и кран натянул трос. Обломок едва наклонился, и тут выскочил первый ублюдок, шипящий и дымящийся, корчащийся под солнцем, визжащий, будто гарпия, тычущий черными когтями, скалящий мертвые серые клыки.
Ворон выстрелил. Стрела размером с бейсбольную биту пробила грудь и хребет и на восемь дюймов вошла в карниз. Горящая тварь выплюнула комок ядовитой черной слизи, затряслась, завыла, заорала, отчаянно, бешено заскребла древко, но раскрывшиеся шипы прочно держали кол в твари.
Солнце и дерево убивали ублюдка, стирали его существование из мира людей и ярких жарких дней захолустья Индианы.
– А ведь странно оно, – обронил Кот после нескольких секунд тяжелого общего молчания.
Мэр повернулся к старшему городскому советнику и хихикнул. Тот захихикал в ответ. Вскоре все местные залились хохотом. Наверное, их отпускало напряжение, ужас прошедших месяцев. Но приезжие не смеялись. Команда молчала. Кот с высоты кресла смотрел на местных с откровенным презрением, а Ворон глянул на них так, что те в момент побледнели и заткнулись.
Когда тишина продлилась пять невыносимо долгих секунд, Джек Ворон сказал:
– Вожак не должен вылазить первым. Обычно он посылает вперед всех прочих.
– Как, – заговорил мэр, но не смог продолжить, сбился голос.
Он прокашлялся, стараясь прочистить внезапно пересохшее горло.
– …Как вы узнали, что это вожак?
Джек закурил, потупился:
– …Со временем, знаете, хорошо видно, вожак или нет.
Джек постоял еще немного и наконец впервые по-настоящему внимательно посмотрел на собравшихся – не как на безликих «местных», а как на людей.
Их расплющило. Ужас, горе потерь, и ощущение полнейшей, отчаянной беспомощности.
Расплющило.
А дальше будет еще хуже.
«И что ж вы, почтенная публика, собираетесь делать дальше, когда всё закончится? – подумал Джек. – Когда весь город увидит, какие же вы беспомощные жалкие трусы, а вы сами ощутите, что ваше мужество втоптали в пыль? Попытаетесь учинить то же, что и остальные? Захотите выместить на нас? Обмануть нас и показать, что и у вас осталась толика мужества?.. А ведь будет еще хуже. Первый – это только первый».
– Порядок! – гаркнул Джек и хлопнул в ладоши. – Покатили дальше. Рок-н-ролл, парни!
И они покатили. И дальше было хуже. Второй оказалась визжащая тварь, лютая и жутко проворная. Когда ее проткнуло и пригвоздило стрелой, фонтаном ударила черная кровавая слизь, а тварь еще долгие секунды не хотела подыхать даже после того, как пробили пикой череп.
Мерзость, черный кошмар, грязь и ужас среди бела дня.
Эту женщину все горожане знали уже сорок лет.
После учительницы из развалин вылезли местный почтальон, королева школьного бала и ее жених-футболист, а потом несчастная студентка, которой необратимо не повезло проколоть шину на длинном темном проселке, лишь казавшемся пустым и безлюдным.
Обычный