щит да короткая кольчуга. На Большой ярмарке только на нее монет и хватило. Но ничего, где наша не пропадала. Когда это у благородного рыцаря были полные сундуки с золотом? Я слегка дернул уздечку.
– Лидина, не спи!
Лошадь недовольно фыркнула, но ускорила шаг. Я прикрыл глаза и замечтался, как приеду в родной дом – небольшой каменный замок, недостроенный еще моим прадедом. Стены осыпаются и камни падают прямо на голову, если зазеваешься. Заняться бы им… Но увы. Об этом только мечтать. Нашей семье принадлежит маленькая деревенька, около тридцати человек, не считая женщин и детей, и небольшой надел земли. Негусто. Надел-то есть, а вот Пихтовый лес, который испокон веков принадлежал роду, еще дед, заядлый спорщик (наверное, порхает там в раю беззаботно!), продал соседу сэру Акселю за бесценок. Побился с ним об заклад, старый пройдоха, что выпьет за раз бочонок эля. Спорил не на трезвую голову, ясное дело… Впрочем, надо отдать ему должное – прежде, чем свалиться в беспамятстве, одолел почти всю бочечку. Почти… Словом, лес пришлось продать соседу. Ах, дед, веселый был человек! Только лес жалко… И с тех самых пор наши крестьяне незаконно собирают хворост и сухую хвою для растопки в чужом Пихтовом лесу, что, конечно, не может радовать достопочтенного сэра Акселя. Но батюшка мой, умная голова, приноровился: к приходу разгневанного соседа заковывает кого-нибудь в колодки и выставляет у позорного столба в центре деревни. В роли охотника до даров чужого леса чаще всего выступает кузнец как самый здоровый и крепкий среди крестьян. Соседу показывают виновника и для пущего впечатления охаживают того плеткой. Слегонца, конечно. Мне-то куда сильнее доставалось, бывало. Удовлетворенный сосед раскланивается и уезжает на своем гнедом. Кузнеца освобождают, наливают кружку яблочного сидра, хлопают по плечу и отправляют обратно в кузницу. И так почти каждую седмицу.
– Сэр Джонатан! Сэр! – запищал сзади Жак. Я обернулся. Негодник совсем отстал и, прихрамывая, пытался нагнать Лидину. Та, как почувствовала – припустила во весь дух без понукания.
– Ну, ну, детка, не вредничай! – пытался успокоить я лошадь. – Этот малый не так уж и плох! Будет тебе и овес насыпать, и чистить, не будь такой злюкой!
Она не очень разделяла моего радужного настроения. Но нехотя сбавила галоп. Жак пытался отдышаться, не забывая, однако, держаться подальше от зубов и хвоста норовистой кобылы. Я смотрел на парнишку и вспоминал, как подобрал его вчера на Рыночной Площади. Был базарный день. Народ толкался у прилавков, и мне пришлось слезть с лошади и везти ее под уздцы. Как человек благородного происхождения, я мог бы и не обращать внимания на тех, кто по неосторожности попадает под копыта моей лошади, а то и щелкнуть плетью, чтобы не лезли близко. Но день был солнечный, и настроение у меня было несказанно хорошее. Со всех сторон слышались напевы бродячих музыкантов, простой люд пританцовывал вокруг них и бросал мелкие монеты. Горожанки – лавочницы