на постель, устремившись в потолок. За окном сквозь единичные снежные тучи просачивался серебряный лунный свет, а огни столицы, подобно светлячкам в траве, наполняли город снаружи особой атмосферой. Но я чувствовала себя отстраненной от всего этого: я просто хотела побыть одна и для себя.
Случается, что мы очень много отдаем своего существа: вкладываем не только какой-то труд или душу – будто строим что-то из кусочков самого себя. Сначала это воодушевляет, дает задор и силы делать это еще и еще. Ведь так прекрасно созидать! Но в дальнейшем кажется, будто бы с каждым последующий дарованным кусочком ты отдаешь свои жизненные силы. И распадаешься. Вот именно в это время надо остановиться, потому что ты можешь спасти себя и восстановить потраченное, чтобы потом дарить снова. Но если ты продолжишь, то рискуешь погубить и потерять свое духовное начало.
Я даже не заметила, как под этими мыслями пелена сна, подобно туману, окутала меня, и я отдалась долгожданному забвению, отставив все тяжбы этого дня позади.
Было уже за полночь, когда Найт отпустил нас с Каленом, и мы забрались на свое излюбленное место. Мы взяли с собой свой ужин, состоявший из хлеба и сыра, а Кален не забыл прихватить еще с собой горячее вино с травами (я помню, что Сумеречница упоминала об этом напитке из своего мира, но его название я забыл). Я же ограничился сладким отваром из трав и ягод.
Небо было практически безоблачное. Лишь изредка попадались легкие снеговые тучи, которые закрывали своей дымкой серебряную луну и черное небо, усыпанное миллионами огней. Всегда ночное небо мне казалось родным. Я всегда поднимал глаза наверх и видел в каждой звезде чью-то душу. Разумеется, я не мог бы знать их или тех, кем они, возможно, были при жизни. Но я всегда чувствовал, что они добры, что смогут помочь, что поддержат, даже не зная, кем ты являешься. Ощущение того, что ты не один на свете, несравнимо ни с чем другим в момент великой скорби. Но сейчас, поднимая глаза вверх и созерцая бессмертный и завораживающий звездный свет, я ощущал себя покинутым и одиноким.
– Что с тобой такое? – спросил Кален в промежутке между едой и вином, – На тебе лица нет. Да и ведешь ты себя сегодня особенно отстраненно.
Я повернулся к нему и увидел искреннюю тревогу в его глазах. В лице друга я смог рассмотреть то, что искал только что на небе, от чего мне вмиг стало легче, а сердце наполнилось блаженным теплом.
– Нет, все хорошо, – с притворной улыбкой ответил я и опустил глаза на хлеб, который держал в руках. Подняв на него взгляд снова, я увидел, что он мне не поверил и даже не отвел обеспокоенных глаз, – Тяжелая выдалась битва, а потом сразу же усиленная охрана города. Не было возможности отдыхать.
– Ты и к ней не рвешься все это время, – продолжал он все с тем же обеспокоенным лицом, – С тех пор, как вы уехали из столицы в пустыню, а там – на север, ты очень сильно изменился.
Я еще сильнее поник при упоминании об этом злополучном песчаном крае: не смог совладать с собой. Кален это сразу же и приметил.
– Значит,