придурковатого вида мальчик в длинных синих шортах и енотовой шапке, как у Дэйви Крокетта[105], повернутой задом наперед, так что хвост енота висел между глаз. Он катил хула-хуп и кричал: «Сейчас осалю обручем! Хотите, осалю?»
Эдди и Бен, улыбаясь, проводили его взглядом.
– Ну, мне пора, – сказал Эдди.
– Подожди, – остановил его Бен. – У меня идея, если ты действительно не хочешь попасть в приемное отделение.
– И какая? – Эдди посмотрел на Бена с сомнением, боясь и надеяться.
– У тебя есть пятицентовик?
– Есть десятик. А что?
Бен окинул взглядом бордовые пятна на рубашке Эдди.
– Зайди в магазин и купи шоколадное молоко. Половину вылей на рубашку. Потом иди домой и скажи маме, что случайно опрокинул на себя стакан.
Глаза Эдди сверкнули. За четыре года, прошедших после смерти отца, зрение матери заметно ухудшилось. Из тщеславия (и потому, что не водила автомобиль) она отказывалась пойти к окулисту и заказать очки. Засохшие пятна крови и шоколадного молока выглядели одинаково. Так что…
– Может, и выгорит.
– Только не говори ей, что это моя идея, если она сообразит что к чему.
– Не скажу. Еще увидимся, аллигатор.
– Хорошо.
– Нет. – Эдди покачал головой. – Когда я так говорю, тебе положено ответить: «До скорого, крокодил»[106].
– Ох. До скорого, крокодил.
– Уловил, значит. – Эдди улыбнулся.
– Знаешь что? А вы правда клевые парни.
Эдди смутился; чего там, занервничал.
– Это Билл клевый, – ответил он и ушел.
Бен какое-то время наблюдал, как он идет по Джексон-стрит, потом повернул к своему дому. Отшагав три квартала, увидел на автобусной остановке на углу Главной улицы и Джексон-стрит три ну очень знакомые фигуры. Но Бену чертовски повезло: они стояли к нему спиной. Он нырнул за зеленую изгородь, с гулко бьющимся сердцем. Пять минут спустя к остановке подъехал автобус, следовавший по маршруту Дерри – Ньюпорт – Хейвен. Генри с дружками затоптали окурки и поднялись в салон.
Бен подождал, пока автобус скроется из виду, и лишь потом поспешил домой.
8
В тот вечер с Биллом Денбро случилось ужасное. Случилось уже во второй раз.
Его мама и папа смотрели телевизор внизу, сидя по краям дивана, как подставки для книг. А ведь было время, когда семейную гостиную, где стоял телевизор (ее дверь открывалась на кухню) наполняли разговоры и смех. Иной раз они говорили и смеялись так громко, что заглушали телевизор. «Заткнись, Джорджи!» – ревел Билл. «Перестань хапать весь попкорн, и я заткнусь, – отвечал Джордж. – Ма, пусть Билл поделится со мной попкорном». – «Билл, дай ему попкорн. Джордж, не зови меня «ма». Так овцы блеют». Или отец рассказывал анекдот, и они все смеялись, даже мама. Джордж не всегда понимал соль анекдота, Билл это знал, но смеялся, потому что смеялись все.
В те дни мама и папа тоже были книжными подставками на