во втором холле бентоса.
Но я ехала вверх! Вверх! Я ничего не перепутала, рядом ещё горела та самая кнопка со стрелкой. Видра был ошарашен не меньше меня, с разницей лишь в знаке сюрприза: плюс и минус.
– Так-так! – Вион-Виварий шагнул в лифт и распахнул жёсткие крылья скарабея. – А ну-ка, Эмбер, иди сюда!
Следом механический скат спланировал в лифт и хлестнул меня хвостом.
Бз-з.
* * *
Иногда (ах, Эмбер, не лги себе, с тобой это постоянно…) задним умом невероятное сознаётся очевидным. Что касалось меня, смело можно было поменять голову и задницу местами, никто бы и не заметил, да и соображалось бы лучше. А главное, своевременно. Я лежала на железной паутине карцера лицом вниз. Дъяблокова поняла, что я не понимаю. И нарочно отправила к Сомну, чтобы избавиться от глупой шчеры.
«…Платон считал, что икосаэдр символизирует воду».
И я, и Норман спотыкались, переходя из комнаты в комнату. Думали, из-за гипнотической расцветки пола.
Норман обнаружил связи между комнатами, которых там не должно было быть. А я списала их на минипорты. Умная дура.
Переползая из коридора в холл, я чувствовала, чувствовала же, что двигаюсь вверх. Но не верила ощущениям. Я всё-таки была чуть менее сумасшедшей, чем думала.
На самом деле схему бентоса следовало не расправить, а скомкать. Потому что череда пирамидальных комнат складывалась в икосаэдр:
Во втором лифтовом холле я оказалась практически вниз головой относительно поверхности клиники. Поэтому кнопка, которую я приняла за выход наверх, вела туда, куда и указывала. На дно. Дверь карцера отворилась и хлопнула. Под занавес самобичевания Видра объявил:
– Скриба Кольщик!
Кай… помоги…
Глава -26. Пыхлёбка из полымяса
Днём у хибары Зеппе виднелись стелющиеся кустарники, сонные, окаменелые от мороза деревья, холмы с лысыми макушками, а вдали – полосатые скалы. С жилами грязи, гранита и снега. Но всё было исключительно в оттенках белого, серого и чёрного. Впервые оказавшись на улице после болезни, Бритц даже решил, что у него повредилось цветовосприятие. Он просто слишком долго не был на Зимаре. Дёргая дверь на себя, Кайнорт обернулся к оврагу в последний раз. Он совершил туда семь походов за двое суток. Одаривая презрением эмалированный шлем помойного ведра, спускался в овраг и вынимал из твердокаменного наста меч, сучковатый и губчатый от влаги. Без крепкой палки в руке нечего было и думать справлять нужду там, где вились охочие до голой задницы песцы. Зеппе и Нахель собирали кинетическую повозку – кинежанс – для выезда. Когда Бритц вернулся в хибару, то застал Деус колдующей над химическим эксикатором. Она держала за хвост пекловастика.
– Подкреплюсь и отправляемся, – Деус стряхнула слизь с пекловастика на пол. – Будешь пыхлёбку?
– Господи, разумеется, нет. Я надеялся, мне прибредилось, что вы этим питаетесь.
– Тогда жуй снег. Ты приел все пищевые капсулы. И не стоит