падающую бутылку.
– Стоп, Скарлетт.
Она непонимающе уставилась на него и пролепетала обиженно:
– Ты не любишь меня?
Он покосился на соседние столики и коротко вздохнул:
– Такого я даже от тебя не ожидал: признаваться в любви во всеуслышание…
– А мне плевать! – перебила она, хватая его за руку. – К тому же они ни черта не поймут. Ты мне скажи, ты меня любишь?
– Люблю, люблю… – быстро проговорил он. – Давай-ка поедем отсюда, пока ты еще не надумала танцевать на столе.
– Я бы потанцевала… А где мой абсент? Я хочу еще выпить!
Ретт и глазом не успел моргнуть, как она наполнила рюмку, опрокинула ее в рот, сморщилась от горечи и обернулась.
– Ретт, любимый… Почему ты не хочешь меня поцеловать, я хочу тебя…
– О-о, только не здесь, кошечка… Поедем домой.
Он повлек Скарлетт к выходу из зала, но она упиралась и все оглядывалась на стол, твердя, что хочет досмотреть представление до конца. Тогда Ретт просто подхватил ее на руки. Ему стоило большого труда не споткнуться – он почти не видел, куда идет. Скарлетт все пыталась поцеловать его, а он, смеясь, уворачивался. Ее локоны лезли ему в рот и в глаза. Наконец швейцар распахнул перед ними дверь, и они оказались на улице.
Цепочка наемных экипажей на бульваре ждала театрального разъезда, и первый из них подкатил к самому входу. Ретт усадил Скарлетт, плюхнулся на сиденье рядом с ней и приказал кучеру: «В Ритц!»
В ярком свете электрических фонарей, новшества, лишь недавно появившегося на Монмартре, пешеходы провожали глазами самозабвенно целующуюся в наемной карете парочку.
Когда экипаж остановился у отеля на площади Вандом, Ретт оторвался от Скарлетт. Она, обвив его шею руками, шептала, не открывая глаз: «Ретт, любимый…»
– Скарлетт, приди в себя, мы уже у дверей отеля, – теребил он ее за щеки. – Нам осталось миновать вестибюль. Надеюсь, ты в состоянии идти? И постарайся держать рот на замке.
Крепко прижав ее локоть к своему боку, Ретт дотащил нетвердо ступающую Скарлетт до номера. Перед тем как открыть дверь, он приложил палец к губам:
– Т-с-с-с, не разбуди Кэт.
Но ему пришлось зажать ей рот своей ладонью, потому что Скарлетт принялась напевать услышанную в варьете песенку. Водворив ее в спальню, он вернулся, чтобы плотно прикрыть дверь в комнату, где спала их дочь и прикорнувшая на тюфяке Бетси. В это время Скарлетт, забравшись на кровать, пыталась изобразить канкан.
– Милый, давай танцевать вместе, одна я падаю…
– Силы небесные! Ты просто сумасшедшая!
Скарлетт протянула ему руки, а когда он взял их, нарочно упала, увлекая за собой.
– Я хочу тебя, Ретт, я люблю тебя… – шептала она.
– Постой, дорогая, дай хотя бы раздеться, – отбивался со смехом Ретт.
– Раздеться?
Она отпустила его и принялась лихорадочно стягивать с себя платье, обрывая крючки и пуговицы.
Когда она, насытившись, откинулась на свою подушку, Ретт достал сигару, закурил и изрек