и по узкой тропе вышел к берегу реки. Там, у лагуны, он быстро разделся и, зайдя в воду, шумно нырнул. Вода обожгла холодом, и он поплыл, разогреваясь движением. Накупавшись, вышел, стряхивая с себя воду, как пёс. Натянул футболку, штаны и олимпийку, сделал комплекс упражнений. И долго сидел потом и смотрел…
С этого места открывалась широкая панорама, и солнце как раз вставало из-за покрытых лесом, синеющих гор. А речная вода отсюда спускалась всё ниже и ниже, по каменным уступам. Где-то, гораздо ниже, близ посёлка, река разливалась пошире: даже деревянный мостик был перекинут через неё у дороги.
Андрей чувствовал, как вода уносит вдаль суетные мысли, погружая сознание в далёкие, ушедшие образы…
О чём думал он, сидя на берегу? Кто знает…
Позднее, здесь, на Поляне, Андрей проговорился одной любопытной даме, и рассказал хоть что-то о себе. А может, он просто всё придумал. Будто…
Когда-то, он был поэтом. Нет, не публиковал своих стихов, и нигде не числился поэтом: просто им был. И, как все поэты, мечтал о чём-то недостижимом, далёком и прекрасном. Материально, конечно, он не обладал практически ничем. Какие деньги могут быть у поэта? Но, это его нисколько не смущало. Да и все люди тогда ещё не были столь зациклены лишь на материальном. Андрей имел слишком мало для того, чтобы бояться что-то потерять. И слишком много для того, чтобы бояться жить. Он относился к будничной повседневности легко; она его не сильно давила. Поэт был молод, и потому любил странные, глупые компании. Внешне он казался человеком, не знавшим горя. И действительно, Андрей с равнодушием встречал сонмы «укусов судьбы», о которых говорил Гамлет: как раз тогда, он впервые прочёл о них в оригинале, у Шекспира.
Конечно, он был очень странным человеком. Все поэты – странные люди. Чаще всего, утро для него начиналось часов в двенадцать, поскольку он работал ночным сторожем. А работая, он говорил со звёздами по ночам, много размышлял и многое чувствовал. Он жил в своём собственном, замкнутом мире… Мире иллюзий.
Увы, полностью изолированных миров не существует. Реальность врывается даже в сны самых скрытных людей. Та неприкрытая реальность страшного мира, которая готова разорвать, раскромсать в клочья маленькие и уютные индивидуальные мирки, границ не знает. Поэты обычно особо ранимы и чувствительны. Порой они затыкают уши, чтобы не слышать обыденной пошлости, закрывают глаза на фальшь и банальность. Чётко слыша звуки и осознавая дыхание иного, поэты живут, будто люди с ободранной кожей, впитывая, как губки, внутрь себя боль окружающего пространства. И плачут, когда с мира слезает краска, обнажая его голый скелет.
Любой поэт долго не может выносить этого состояния, своей повышенной эмоциональной чувствительности, одновременно пребывая и здесь, и где-то ещё. Рано или поздно, поэты… Полностью уходят в иной, нереальный, ими созданный мир, который почти не соприкасается не только с миром пресловутой