от родильной горячки, едва справив своё двадцатилетие.
…Какие бы бури ни бушевали вокруг, в Александро-Невской лавре всегда спокойно, как будто время остановилось тут на минутку, чтобы перевести дух. Много секретов хранят стены здешних храмов и часовен. Но самые молчаливые хранители тайн – это могилы двух старинных кладбищ Лавры. И те, которые стали последним ложем для живых душ, и те, которые лишь охраняют то, что было им доверено на время.
*Карсакпайская надпись Тимура, хранится в Эрмитаже.
Ночная княгиня
Княгиня вышла в полночь, когда все уже собрались. Подали шоколад и засахаренные фрукты. За окнами подвывала ненастная осенняя ночь, а в доме на Миллионной всё только начиналось.
Ей только что исполнилось 37, однако никто из присутствующих не дал бы ей такой возраст; живые и яркие черты лица никак не могли принадлежать женщине старше двадцати трёх! Шикарные черные волосы блестели в свете огней, глаза были юны и задорны, а матовая кожа нежна и чиста, как у юной девушки. Возможно, это искусственное ночное освещение скрывало мелкие недостатки, свойственные её возрасту и продлевало её затянувшуюся младость. Но в свете вокруг её персоны ходили весьма противоречивые слухи, связанные с её «вечной молодостью», большей частью невероятные.
Пушкину шёл 19-й год, он только что вышел из Лицея, мгновенно вкусил все запретные плоды долгожданной свободы, и слово «возраст» для него ничего не значило. Сумасбродная красавица, сплошь и рядом нарушавшая светские правила и привыкшая открыто говорить всё, что думает, полностью завладела его воображением. Это, впрочем, не мешало ему волочиться за другими дамами и предаваться утехам с доступными красотками. Сумасшедший темперамент не давал покоя, а кружок друзей-гусар, с которыми он сошелся ещё в Царском Селе, всячески подогревал его тягу к плотской любви. Юного поэта то и дело видели входящим в тайную квартиру Нащокина, которая, по слухам, держалась хозяином специально для развлечения друзей. Они могли приезжать туда когда и с кем угодно.
Да уж, кто-кто, а юный Пушкин умел прожигать жизнь! Вино, смазливые красотки, весёлые пирушки с друзьями – во всём этом он участвовал охотно и с живостью, написав как-то:
«До капли наслажденье пей,
Живи беспечен, равнодушен!
Мгновенью жизни будь послушен,
Будь молод в юности твоей».
Горячность юности плескала через край. Пушкин успевал не только кутить и предаваться разврату, но и писать остроумные эпиграммы, которые, словно острые клинки, жалили тех, на кого были направлены, вызывая у просвещённой и жаждущей перемен публики восторг и одобрение.
Впрочем, всё это нисколько не препятствовало его еженощным появлениям в особняке княгини Голицыной. Княгиня была магнитом, который притягивал не столько плоть, сколько ум и душу. Её хотелось слушать, хотелось видеть в её глазах восхищение, восторг, интерес,