или сжимал спичечное запястье, чтобы убедиться, что сердце бедняжки еще трепещет. Да, оно трепыхалось: слабо, тихо, медленно, словно едва заметное колыхание океана в штиль.
– До моего дома еще два часа езды, а до твоего такими темпами минимум шесть, – внезапно проговаривает Тито, – Я что предлагаю: ты подождешь меня у деревни, а я возьму мальчика к себе, осмотрю, как следует, подлечу его раны, если очнется, попытаюсь накормить. Потом верну.
– Я тоже зайду к тебе.
– Хок, ты в розыске. Тебе в населенных пунктах лучше пока не появляться. Особенно там, где тебя знают.
– Да ничего. Рискну.
– Нельзя тебе сейчас рисковать, – возражает профессор, – Если хочешь стать настоящим отцом хотя бы для этого малыша, то постарайся не сесть за решетку. Сегодня сделаем так. А потом либо я к тебе буду приезжать, делать мальчику перевязку, либо пусть твой сын его ко мне привозит. Мне было бы удобнее делать это у себя дома, где все под рукой. Так что скажи ему…
– Рамин?… – индеец морщится, – Я даже не представляю, как он отнесется к появлению малыша. Как отреагирует…
Тито укоризненно цокает языком.
– Тебе стоило бы получше знать своего родного сына. Думаешь, бесенок может не принять его?
Хакобо пожимает плечами.
– Этот малыш – белый.
– Дети бывают умнее нас – они не обращают внимания на цвет кожи, а смотрят глубже.
– Может… Но, не только в этом дело. Знаешь, года два-три назад Рамин говорил о том, что хочет братика или сестренку, чтобы было не так скучно оставаться одному. А потом он увлекся книгами – научил его читать на свою голову! Кажется, теперь ему все остальное стало пофиг. Что уж тут говорить о каком-то брате, когда ему даже я больше не нужен. Ты прав, я его не знаю и не понимаю… Пытался, но… Давеча глянул, какую он книжку мусолит – «Классовая борьба и классовая ненависть». Представляешь?! Это в его-то возрасте! Я сам ее лет в двадцать прочитал, а понял только годам к сорокам. А он уже, что-то выписывает, обдумывает…
– Я заметил. Он смышленый парнишка. Умен, не по годам.
– Пугает меня этот его ум.
– Бояться тут нечего. Но я бы сказал, что бесенку нужен наставник. Учитель. И, кстати, я не против давать ему уроки, – осторожно предлагает Тито.
– Вот, значит, как? – голос Хакобо вдруг становится едким и язвительным, – Небось, давно об этом мечтал?
– С самого его рождения, – ничуть не смущаясь, признается профессор, – А что?
– И чему ты собрался его учить? Он итак как полоумный с этими книжками, а ты собираешься еще добавить?
– Тебе бы нужно гордиться этим, а не осуждать. Или, тебе просто обидно, что твой мальчишка тебя переплюнул?
– В чем же это он меня переплюнул, хотелось бы знать? – фыркает индеец.
– Да, во многом.
На какое-то время Хакобо отворачивается, решая, следует ли ему принимать эти слова, как оскорбление, следует ли ему вообще сейчас поднимать эту тему… И так и не придя ни к какому выводу, резко бросает:
– Ну