И вместе с курсантами потом бежал вдоль домов и сараев по проулку и стрелял в спины убегавших немцев.
Теперь он стоял рядом со своим начштаба, смотрел на извилистую линию окопов, обрамлявших восточный берег речушки, на лица курсантов своей роты, на их согнутые в тесных ячейках потные спины и думал: «Что я могу сделать, чтобы как можно меньше из них осталось здесь, в этих воронках и ячейках? Что кроме выполнения приказа могу я здесь для них сделать?»
«Десять метров траншеи – лучше, чем метр могилы! Запомните это, ребята!» – это была его присказка, и курсантам она была знакома с первых же занятий в поле. Теперь она звучала по-иному. И он старался её не произносить.
Когда офицеры, низко припадая к земле, ушли на правый фланг, в соседний взвод, из своего окопа выглянул помкомвзвода Гаврилов, окинул склон холма, на котором копошились знакомые фигуры курсантов, и рявкнул:
– Приказ понятен?! Выполнять, как приказано! Сам проверю! И если замечу халтуру, будете копать ещё и отводы! Десять метров траншеи лучше, чем метр могилы! Ясно?
Лопаты во втором взводе застучали чаще. С этим громилой лучше не связываться. В бою он превращался в совершенного зверя. Но рядом с ним было не так страшно. Взвод как будто почувствовал: в самый трудный момент помкомвзвода сообразит, как надо действовать, подаст команду, а им, курсантам, нужно не медля выполнить её, и любая опасность, любая беда, как слепой осколок, пронесётся мимо.
– Глубже зарывайтесь в землю, сучата! Окоп – по грудь! Бруствер – по горло! Чтобы можно было удобно вести огонь. Окоп – это позиция для бойца. Позиция, из которой он должен своим огнём поразить врага! А не яма, где можно спрятаться от огня противника и справлять собственную нужду! Кому не ясно?
Кому не ясно… Всем ясно. И именно поэтому реакция на очередные наставления старшего сержанта Гаврилова была следующей. Кто-то из курсантов, не выглядывая из своей ячейки, вдруг сказал твёрдым голосом ровни:
– Хорош учить, Гаврилов! Сами знаем, для чего окоп нужен.
Помкомвзвода нахмурился и уже набрал в лёгкие воздуха, чтобы извергнуть очередное ругательство, но передумал, усмехнулся и покачал головой. Он даже не привстал из своего ровика, чтобы посмотреть, кто это в их взводе появился такой шустрый. Какая разница, кто? Курсанты становились солдатами, и им уже не подходил тот тон, которым он крыл-воспитывал их в училище и по дороге сюда. Сегодня его «сучата» только в Дернове и в окрестностях уничтожили огнём и штыками около сорока неприятелей. Отличились даже те, на кого он и не рассчитывал, и чьи боевые качества он явно недооценивал.
В соседней ячейке усердно сопел курсант Денисенко. Часто стучал лопатой, с крёхтом и хаканьем рубил берёзовые коренья, дёргал соплёй и что-то бормотал. Штаны его, видимо, ещё не просохли. «Небось мёрзнет, сучонок», – подумал сочувственно помкомвзвода и понюхал окружающий воздух. Но запаха своего подчинённого Гаврилов не уловил. Пахло прелой листвой