полетела к небесам…
Откуп Небу
Уронила лоб в руки. Молчишь. Губы ищут покоя.
Муки сладкие, муки блаженные – пить бы да пить.
Не тебе, моя радость, за откуп тревожиться боле.
Самому б за тебя мне всю жизнь Небу откуп платить…
То ли слабость твоя, то ли мне дорогая услада?
То ли биться в поклон, то ль с коленей тебя поднимать?
Наглядеться нельзя. И нельзя мне без этого взгляда.
У даров, что бесценны, один лишь удел – принимать.
Принимать их, покуда желанны, души в них не чаять…
Шубу с плеч, чуть стыдясь, да задуть свет коптящей свечи.
Пустобрёха дворовая вновь за окошком залает.
Успокоит Семён её, слезет с горячей печи…
Ух, морозно на улице! Лихо февраль воеводит.
Не пускал бы тебя, так и грел… да к рукам приучал.
Если б только ты знала, как любо в моей несвободе,
то была бы давно ещё паче со мной горяча…
То ли сердце со стужи печёт, то ли жажда томленья?
То ли боль, то ли сласть?
То ль я пьяный и дюже чумной?
Не пущу никуда, ты сегодня моё откровенье!
И устам я твоим буду долго вверять непокой…
Ночь безлунная нынче, глухая, как ведьмина шалость.
Завывает метель, и ни зги не видать за окном.
Пёс умолк.
И Семёна-холопа сморила усталость.
Ты, царевна ночная, знать хочешь, что будет потом?
Кабаки позабудутся, пьяные рожи все скиснут.
Будем ночи свои во хмелю мы ином проводить…
Уронила лоб в руки.
Молчишь.
Рот в усталости стиснут.
Я готов за тебя Небу откуп отныне платить…
Про галстук. Грустное
Справляться с галстуком так и не научился.
Скорей, запутаю, чем снова завяжу.
В моих руках он – непослушный и капризный.
И жаль, что я тебя уже не попрошу…
А ты умело с ним справляешься – в два счёта.
Точней, справлялась – здесь вернее будет так.
И он отброшен – с ним возиться неохота.
Но… без него уже не смотрится пиджак.
Рубашки ворот неприкаянно расстёгнут.
Спасёт ли дело освежающий парфюм?
А может, ну его – ко всем чертям, в болото?
И вслед за галстуком отброшен и костюм.
Попроще быть. Да и резон ли «рисоваться»?
Обычный свитер под любой прикид пойдёт.
Вздохну лишь, вспомнив про заботливые пальцы.
И про глаза, и про слова… про всё-про всё…
Опять яичница (немного?) подгорает.
Посуда в раковине свалена – гора…
На людях виду не подам – я аккуратен.
А дома сдал по всем статьям и «на ура».
Мне без тебя по-новой как-то не живётся.
И чаще стал ругать какую-то там мать.
Ты всё умела превосходно делать, Солнце.
И даже галстук этот грёбаный… снимать.
Так бывает…
Мы