мужчина. Рукопожатие у него было крепкое, но в меру. Дина, представив их, сразу удалилась, видимо, на кухню, откуда через несколько минут принесла чай в изящных фарфоровых чашечках. А потом чем-то там стучала и позвякивала.
Марина удачно начала разговор, похвалив акварели Полонского, висевшие прямо перед ее глазами стене.
– Удивительно, как эта улочка напоминает Питер. Не думала, что в Новосибирске есть такие старинные дома.
– А это и есть Ленинград. А вон там – узнаете? – он кивнул головой, и Марина оглянулась на другие акварели.
– Это, конечно, не спутаешь – Медный всадник, Аничков мост, Исааакий. А эти цветы…
– Что – цветы?
– Тоже – здорово, но они совершенно в другом стиле. Знаете, у нас возле метро «Бауманская» в Гороховском переулке есть Школа акварелистов. Я там была на выставке Андрияки. Очень похоже.
– Да что вы говорите! Правда, похоже? – со странным выражением спросил Аркадий Константинович и вдруг громко и весело расхохотался. – Это и есть Андрияки. А у вас хороший глаз, Марина Николаевна, и вкус есть. Ваша семья имеет какое-то отношение к искусству?
– Нет, мама – врач, папа – инженер-строитель. Но меня часто водили на выставки, и я занималась в изостудии. Правда, я потом бросила рисование из-за нехватки времени. Мне действительно понравились картины Игоря Казанцева, жаль, что не успела встретиться с ним. Но вы мне расскажете о нем?
– Дина хорошо отзывалась о вашей профессиональной этике и Вашем журнале. В наш век – это редкость. Журналисты «ради красного словца не жалеют мать-отца». Иногда читаешь и думаешь: «Мир сошел с ума». Вы хотите написать о Казанцеве? Что ж, Дина попросила, я не могу ей отказать. Итак, записывайте. (Марина поставила диктофон на стол и нажала кнопку).
«Как я познакомился с Игорем Казанцевым. Была поздняя осень: слякоть, не то дождь, не то снег, промозглый ветер. Вечером я возвращался домой. В выходе из метро – парнишка стоит с картиной. Курточка на нем была легкая, не по погоде, но я сначала обратил внимание на руки – красные, как у гуся, и без перчаток. Помню, подумал: «Нельзя тебе без перчаток, испортишь руки». На картине – натюрморт: ломтики лимона, вино, рыбка. Сырая картина, мастерства не хватает, видно, что самоучка писал, но как смотрится! Я остановился, просил он за неё гроши. Я купил, не раздумывая. Поговорил с парнишкой. Он в каком-то НИИ работал после института. Когда-то немного учился рисованию в детской студии. Оставил я ему свои телефоны, помощь обещал, если он надумает учиться. Дома поставил картину на свет, не помню, сколько времени сидел в оцепенении. Ругал себя, что не взял его адреса, успокоиться не мог! Столько бездарей учим, тянем, тянем их, а толку нет. А здесь – самородок. Неделю места себе не находил, пока Игорь не позвонил. Устроил его в наше художественное училище. Учился он по индивидуальной программе. Жить ему негде было: он же уволился с работы, и его выселили из общежития. Немного пожил у нас, а потом стал снимать квартиру: картины его стали хорошо продаваться.
Меня просто пугала его одержимость. Он